Инспектор Лосев

– Так что групповую кражу считайте доказанной, – продолжаю я. – Другое дело – роль главаря, инициатора, подстрекателя. Из вас двоих если только выбирать, то на эту роль тянете, конечно, вы.

При этих словах Гаврилов бросает на меня быстрый взгляд, который я не успеваю понять, и снова опускает глаза.

– Это если выбирать из вас двоих, – повторяю я многозначительно. – Но ведь вас было не двое, а… пятеро, так, что ли?

Гаврилов, не поднимая головы, сердито бурчит:

– Ну, а если и пятеро, так что?

– А то, что главарем и подстрекателем тогда может оказаться совсем другой человек, а не вы. Вот это первый пункт, Гаврилов, над которым вам стоит подумать, согласны или нет?

– Подумать всегда стоит, когда к вам попадешь, – резко отвечает Гаврилов, не поднимая головы, и снова умолкает, словно и в самом деле что-то обдумывая.

– Правильно, – соглашаюсь я. – Особенно когда к нам попадешь. Тем более, что есть и второй пункт, над которым тоже стоит подумать, даже побольше, чем над первым. Второй пункт – это убийство, Гаврилов.

– Чего-чего?! – он рывком вскидывает голову и впервые смотрит мне в глаза, со злостью смотрит и с испугом тоже.

– Убийство, – повторяю я. – Накануне кражи. Во дворе.

– Только этого мне не хватает, – переводит дух Гаврилов и насмешливо говорит: – Вешайте на кого другого. Со мной номер не пройдет. Вам небось раскрыть побыстрей надо да начальству отрапортовать?

Он стал вдруг разговорчив, этот молчаливый тип, и что-то уж очень быстро пришел в себя. Последнее мне совсем не нравится.

– Да, нам надо раскрыть и отрапортовать, – спокойно подтверждаю я. – А как же иначе? Дело-то серьезное. Особо серьезное, Гаврилов…

– Вот и раскрывайте себе. А я тут ни при чем.

– Вполне возможно. Но вот что точно, так это то, что вы связаны с убийцами другим, уже общим преступлением – квартирной кражей. Тут имеются…

– Да ни с кем мы не связаны, говорят тебе! – грубо перебивает меня Гаврилов. – Сто раз, что ли, повторять?

– И вот тут имеются доказательства, – не повышая голоса, спокойно продолжаю я. – Железные доказательства, Гаврилов.

– Брехня, а не доказательства.

Он все-таки нервничает, сильно нервничает, я вижу.

– Ну судите сами, – говорю я. – Первое. У вас обнаружена только часть украденных вещей. Приблизительно третья часть. У кого остальные?

Гаврилов, насупившись, молчит и опять смотрит в пол. Лишь желваки время от времени вздуваются на худых, обтянутых скулах, когда стискивает зубы, словно заставляя себя молчать.

– Это первое, – продолжаю я. – А ведь мы должны не только все найти, до последней вещи, но и всех, кто их прячет. Теперь второе. Мы знаем убийц. Один из них арестован уже. Так вот, его перчатку мы нашли в той квартире, где были и вы. Выходит, третьим на краже был с вами он. Так ведь?

Неожиданно Гаврилов поднимает голову и зло, издевательски усмехается.

– Путаешь, начальник, – говорит он с какой-то непонятной мне радостью. – Ей-богу, все путаешь. И никогда не распутаешь. Этот, которого арестовали, в квартирной краже сознался или нет?

– Не сознался пока.

– Ну вот, – удовлетворенно кивает Гаврилов. – И не сознается.

– Почему же?

Что-то все больше настораживает меня, какие-то новые интонации в голосе Гаврилова, какое-то несоответствие между его положением сейчас и возникшим вдруг новым настроением.

– Почему же он не сознается? – повторяю я свой вопрос.

– А потому, – нагло ухмыляется Гаврилов. – Больно работаете плохо.

– Не так уж и плохо, – я почти равнодушно пожимаю плечами. – Вот вас же поймали. Причем с поличным. Так что вы зря радуетесь. И с убийством тем разберемся. И чем скорее, тем вам же, мне кажется, будет лучше. А сейчас, Гаврилов, я хочу вас спросить: сколько же было участников кражи, всего, вместе с вами, а? Только лучше считайте, не ошибитесь.

– Сами считайте, – насмешливо отвечает Гаврилов. – До пяти. В первом классе проходят.

– Дочка-то как раз первый класс и кончает? – спрашиваю я. – А папа, мастер на все руки, решил пока что чужими квартирами заняться, так, что ли? И все доходы на тестя-графа записать?

Гаврилов снова хмурится и молча отводит глаза.

– Не пройдет это, Иван Степанович, – говорю я. – Больше не пройдет. Мы еще кое-какие квартирные кражи к вам примерим. Уж больно вы крупными специалистами оказались. По замкам, в частности. Нет тут для вас секретов, говорят. И потом, связи у вас какие-то оказались. Вон, из другого города сообщники приезжают.

– Ладно тебе, начальник, лепить-то от фонаря, – хмурится Гаврилов и, подняв голову, тускло смотрит на меня.

– Почему же – лепить? – возражаю я. – И Колька, и Леха, и сам Лев Игнатьевич – люди приезжие, сами знаете.

– Ничего я не знаю.

– Ничего или никого?

– И ничего, и никого.

– Ну, ну, Гаврилов. Перчатка Колькина вас намертво с ним связывает. И с ним, и с… убийством тоже.

Гаврилов по-прежнему смотрит на меня тускло и задумчиво. Я сразу подмечаю эту его внезапную задумчивость и истолковываю ее в том смысле, что Гаврилов колеблется, признаться ему хоть в чем-то или нет. До конца он сейчас признаваться не будет, это ясно.