– С ним кончено, – жестко говорю я. – Снова его увидите, когда состаритесь. А то и вовсе на том свете. В Москве по мокрому сидит. Ну, и, конечно, все старается на Леху свалить.
По-моему, они до сих пор не могут понять, кто я такой, и теряются в догадках.
– Это он умеет, на других валить, – неожиданно заявляет один из парней.
– Твой кореш, Жук, – обращается он к тому, кто постарше. – Много ты ему лизал.
– Кончай, Рыжий, – примирительно говорит третий, молчаливый парень.
– У-у, зараза!..
Жук кидается на Рыжего, но тот же молчаливый парень ловко подставляет ему ножку, и Жук, падая, хватается за меня. Я его ставлю на ноги и говорю:
– Погоди, ребята. Слушай дальше. Не все еще. С Чумой ясно?
– Куда уж яснее, – отвечает Жук. – А не брешешь?
– Брешут псы. Теперь Леха. Вот он уже помер. Нету Лехи.
– Ну да? – недоверчиво откликается Жук.
Я уже стал отличать его в темноте.
– Точно говорю, – подтверждаю я. – Под машину попал. Спер, понимаешь, чемодан с поезда и дунул через вокзал на площадь. Ну, а там машина. И все. Вот такая поганая смерть.
– Бог наказал, – насмешливо говорит Рыжий. – Не бери чужого.
Я его тоже начинаю отличать – он тощий, подвижный и к тому же еще, видно, балагур.
– И вот глядите, – продолжаю я. – Третий теперь уже с рельсов сходит, Славка. У вас, можно сказать, на глазах. Ну, кому такая жизнь светит?
Мы проходим темную часть набережной, и теперь у нас над головой в легком тумане светят яркие молочные лампы. И тут я наконец могу как следует рассмотреть своих спутников. Между прочим, ребята как ребята. Ничего разбойничьего в них уже нет. Даже чем-то симпатичные, по-моему, когда трезвые. Особенно Рыжий и второй, молчаливый, по имени Гарик. Да и Жук, кажется, неплохой малый. Он-то меня неожиданно и спрашивает:
– А ты сам-то кто будешь?
– Приезжий, – отвечаю я беспечно. – Из Москвы.
– Мент небось?
– А похож?
Они уже давно приглядываются ко мне, я же вижу, и про себя каждый решает эту немаловажную проблему, кто я такой, в конце концов.
– Вроде не очень, – с сомнением в голосе говорит молчаливый Гарик.
– Похож, похож, – словно успокаивая всех, говорит Жук. – Они теперь все знаешь, какие стали? От отца родного не отличишь.
– Только когда отец с тебя портки стянет и за ремень возьмется, вот тогда его, сердечного, узнать можно, – смеется Рыжий. – Тогда его с ментом не спутаешь.
Мы подходим к мастерской хромого Сережки, и вопрос обо мне так и остается временно не решенным.
– Ну, кто со мной? – спрашиваю я.
– Не. Мы тебя тут обождем, – снова за всех отвечает Жук. – Рано еще нам к Хромому в гости ходить.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Тогда ждите. Кое о чем еще надо поговорить.
– Давай, – говорит Жук. – По-быстрому только.
Я киваю в ответ и толкаю дверь мастерской.
Несмотря на поздний час, она открыта. Я захожу.
Сиротливо горит лампочка над низенькой табуреткой за барьером, вокруг нее, как и вчера, разбросаны инструменты, старая обувь, куски кожи.
Пусто. Никого в мастерской нет. Я удивленно оглядываюсь и вдруг замечаю притаившегося за моей спиной Сергея. Он весь словно влепился в темную стенку, в руке у него нож.
Сергей медленно приближается ко мне, заметно припадая на больную ногу, прячет нож в карман, незаметным движением сложив его пополам, и протягивает мне руку. Это молниеносное движение руки с ножом я оцениваю по достоинству. Опасное движение, ловкое. Сергей жмет мне руку. Светлая прямая прядка волос прилипла к вспотевшему лбу. Но сейчас Сергей улыбается, показывая мелкие острые зубы.
– Опаздываешь, – говорит он. – А точность – это вежливость королей, между прочим. Пролетариям надо учитывать.
– Зато не один пришел, – многозначительно говорю я.
Сергей кивает.
– Видел. Потому и приготовился. Чего тебе от них надо?
– И мне надо, и тебе. Дружбы и понимания.
– Жди от этих волков понимания.
– Почти дождался. Теперь они вон меня дожидаются. Ну, а завтра вместе, надеюсь, в больницу пойдем.
– Это еще зачем?
Разговаривая, Сергей запирает дверь мастерской на засов и ведет меня в заднюю комнату. Мы усаживаемся возле стола, и я закуриваю.
– Зачем в больницу? – повторяет Сергей.
– Славка порезал себя сейчас.
– Ну да?! – удивленно восклицает Сергей. – Лепишь.
– На моих глазах. Даже, пожалуй, из-за меня.
– Это как же понять?
– Душу я ему разбередил. Не учел, понимаешь, что нервы-то у него никуда.
– Это у Славки-то душа? – иронически спрашивает Сергей.
– У него.
– У него вместо души сучок с наклейкой.
– Мы, Сережа, часто в людях до их души не докапываемся. А там порой всякие, понимаешь, неожиданности нас ждут, всякие открытия.
– Ну, и что ты у Славки открыл, интересно?
– Любовь. Он ее затоптать думал. А я вот ее воскресить попробовал.
– Красиво говоришь, – грустно усмехается Сергей.
– А что? Не все в жизни плохо, – возражаю я. – Есть кое-что хорошее, даже красивое. И у Славки тоже. Кстати, и остальные ребята не такие уж пропащие, если разобраться.
– Это все пока, – машет рукой Сергей. – Найдут главаря вроде Чумы, увидишь, чего творить начнут. Ахнешь.
– А вот главарем, Сергей, должен стать ты, – тихо говорю я.
Он вскидывает голову и пристально, недоверчиво смотрит мне в глаза.