Вот, наконец, и больница. Вернее, это целый больничный городок. В большом зеленом парке разбросаны бесконечные корпуса, то совсем старые, низенькие, с какими-то допотопными колоннами, а то новые, светлые и очень гордые, самоуверенные какие-то. На перекрестках аллей стоят столбики с укрепленными на них голубыми стрелами, где обозначены номера корпусов. Мне нужен четырнадцатый. Хотя и не сразу, но все же довольно скоро я его нахожу. Он новый, двухэтажный и очень длинный, почти невидимый за стеной деревьев и необычайно густых, высоких кустарников.
Возле входа на белой скамье сидят мои ребята. Их только двое, Жук и Рыжий. Да, всего лишь двое из шести. Вид у них несколько, я бы сказал, скованный и какой-то взъерошенный. Уж очень непривычная обстановка здесь, я понимаю. Неизвестно, как себя вести. Но Славку все же решили проведать.
Я подхожу. Ребята поднимаются мне навстречу и вполне дружески тискают руку.
– Где же остальные? – спрашиваю я.
– Их дело, – угрюмо отвечает Жук.
А Рыжий ухмыляется.
– Наметились разногласия, – сообщает он. – Что им светит, нам с Жуком светить перестало. К едрене фене все это. С Чумой вместе.
– Слышь, тебя как звать-то? – спрашивает меня смуглый черноволосый Жук.
– Виталий, – говорю я, улыбаясь. – Кличка Мент или Отец родной, как пожелаете.
Оба добродушно смеются.
– Я же говорил, что мент! – хохочет Рыжий. – Вот такой мент мне подходит.
– А ты у Арсика спроси, ему подходит? – ухмыляется Жук.
– Это кто такой? – интересуюсь я.
– А которому ты вчера прием показал, – уважительно пояснил Жук. – Сегодня, говорит, проснулся, рукой шевельнуть не может.
– Ты, Виталий, с детьми поосторожнее, – смеется Рыжий. – Я слыхал, год ребенка сейчас.
– Баловник попался, – улыбаюсь я. – Острые игрушки любит.
– Как там Славка-то? – с напускным равнодушием спрашивает Жук.
– Плохо, – я невольно хмурюсь. – Проникающее ранение печенки. Знаешь, что это такое?
– Догадываюсь, – резко отвечает Жук. – Не помер бы часом.
Мы заходим в просторный прохладный вестибюль.
– Ребята, – негромко и строго говорю я, – по особому разрешению халаты сейчас выдадут всем. Прошу, – с ударением продолжаю я, – чтобы было тихо. И всего разрешено видеть пятнадцать минут. Состояние тяжелое. Жена около него.
– Во, – одобрительно кивает головой Жук, – это дело, – и неожиданно добавляет. – Цветочков бы принести, как положено.
– Могу сбегать нарвать, – лукаво предлагает Рыжий.
Но шутку никто не поддерживает.
Мы по очереди получаем в гардеробе халаты. Нянечка поглядывает на нас с опаской и с любопытством. Интересно, чего ей про нас сказали. Она даже не спрашивает, к кому мы идем. Все ей, очевидно, известно.
Мы проходим через стеклянную дверь в длинный коридор. Вокруг стены, белые двери, вдали видим столик дежурной сестры. Нужная нам палата оказывается совсем близко. Стучать, кажется, не принято. Я просто нажимаю ручку, и дверь открывается. Мы гуськом заходим.
Палата большая, светлая и душная. Коек много, стоят тесно, в два ряда.
Возле одной из коек, около самой двери, я вижу заплаканную Лиду. Она поднимает голову и боязливо смотрит на нас. Мы молча протискиваемся к кровати, и я спрашиваю у Лиды:
– Вы что же, меня не узнаете?
– Ой, это же вы! – тихо восклицает Лида – Правда, не узнала. А это?..
– Это товарищи Славы, – коротко поясняю я.
Жук неожиданно пробирается к ней и протягивает руку.
– Володя, – говорит он.
Я смотрю на Славку. Он лежит бледный, с закрытыми глазами и все время тихо стонет. Изредка по лицу пробегают легкие судороги. Плохо ему.
Несколько минут мы стоим молча, не отрывая глаз от Славки, потом так же молча прощаемся с Лидой и выходим из палаты. В гардеробе возвращаем нянечке халаты. Ребята хмуры и неразговорчивы.
Только в парке мы немного приходим в себя. И Жук задумчиво говорит, с трудом подавляя раздражение:
– Да-а… Ну его к…, Чуму этого со всеми его сказочками.
– Точно, – усмехается Рыжий. – Вместо него у нас теперь Виталий будет. А вместо сказочек – Уголовный кодекс, – и, обращаясь ко мне, спрашивает. – Всех нас на карандаш взял, так, что ли?
Он смотрит на меня, однако, вполне дружелюбно.
– Зачем на карандаш? – я пожимаю плечами. – Достаточно, я думаю, взаимного понимания и понимания момента, конечно.
– Да уж, момент серьезный, – бурчит Рыжий.
– А потому есть предложение, – говорю я. – Сегодня вечером собираемся у Хромого. Он нас ждет. Я предупредил. У этого парня, если вы мне верите, есть характер, совесть и светлая голова. На него можно положиться.
– Кому, мильтонам? – не удержавшись, ехидно спрашивает Рыжий.
– Цыц! – обрывает его Жук. – Со Славкой лечь хочешь? Тогда ступай отсюда, – и добавляет. – Виталий сказал, я принял. Все. Вечером у Хромого.
– И я принял, – соглашается Рыжий.
– Значит, сговорено, – объявляет Жук. – Я пошел. На, держи.
Он подает мне руку.
Мы уже на улице. Ребята, молчаливые, хмурые, уходят в разные стороны.