Следует признать что принудительное использование местной рабочей силы, либо для восстановительных работ на оккупированных территориях, либо для вывоза на работы в Германию, было одной из неотъемлемых частей немецкой оккупационной политики. Пока положение на фронтах складывалось в ее пользу, эти мероприятия не нуждались ни в каких идеологических оправданиях. В случае же неповиновения применялась военная сила. Не был исключением и Крым. Еще в декабре 1941 г. Городское управление Симферополя объявило о регистрации всех трудоспособных мужчин и женщин до 55-летнего возраста. Без отметки на бирже труда население не могло получить свою норму хлеба (200 г в день). В случае уклонения от регистрации должно было следовать наказание по законам военного времени. Биржа труда, где распоряжались немецкие чиновники, решала либо оставить человека в Крыму, либо отправить его на работы в Германию{129}. Однако в 1943 г. ситуация изменилась не в пользу немцев, что повлекло за собой и перемены в политике по отношению к применению рабочей силы. Едущих в Германию или работающих по месту жительства необходимо было убедить в пользе труда на оккупантов. При этом главная роль отводилась органам пропаганды. Так, уже летом 1943 г. Штаб пропаганды «Крым» издал директиву № 382/43, главным содержанием которой было налаживание «обслуживания рабочих лагерей и организация трудовой повинности». «В данной ситуации, — говорилось в директиве, — обслуживание трудовых лагерей и организация трудовой повинности является одной из важнейших задач всех подразделений и пунктов (пропаганды). Населению нужно постоянно наглядно доказывать необходимость трудовой повинности»{130}. Наряду с этим населению требовалось внушать, что оно этой работой вкладывает свою долю в «дело борьбы с большевизмом». С другой стороны, делался упор на то, чтобы привлеченное к работе население чувствовало, «что немецкое командование ценит его труд по заслугам»{131}. Для систематического обслуживания организаций трудовой повинности предполагалось осуществление следующих мероприятий: распространение среди рабочих газет, таких как «Голос Крыма» или других, выходивших в Крыму (интересно, что такие власовские газеты, как «Доброволец», среди рабочих распространять не рекомендовалось); распространение брошюр «с учетом их пригодности для данной специальной цели» (особенно популярными были брошюры о жизни в советском тылу, сущности национал-социализма и жизни в Германии); кроме того, предполагалось использовать передвижные радиоустановки{132}. Помимо этих мероприятий Штаб пропаганды проводил лекции, на которых выступали вернувшиеся из Германии рабочие или зачитывались письма тех, кто уехал в Германию.
В ноябре 1943 г., в результате наступления Красной Армии, крымская группировка немцев была отрезана от основных сил. Несмотря на это, командующему войсками Вермахта в Крыму генерал-полковнику Эрвину Йенеке было отказано в попытке прорыва с полуострова на «большую землю». Наоборот, Гитлер издал приказ, согласно которому Крым предполагалось превратить в «неприступную крепость». В связи с этим перед Штабом пропаганды встал последний вопрос: как убедить население помочь немцам в обороне этой «крепости».
Первоначально было решено свести всю пропаганду к разъяснению тезиса, который должен был заставить задуматься многих в Крыму: «Что они думают делать и что их ждет в случае возвращения большевиков»{133}. Поскольку население Крыма не было чем-то однородным, то каждой социальной группе предлагался свой ответ на этот вопрос: рабочие должны были работать; крестьяне по-прежнему «обеспечивать всех продуктами питания»{134}; бойцы добровольческих формирований и дальше, в моральном единстве «плечом к плечу с немецкими солдатами, сражаться, защищая от большевиков свою Родину и Европу»{135}. Отмечая, что молодежь «утратила… интерес к вопросам мировоззрения», — немецкие пропагандисты поучали, что особенно в эти дни «борьба с большевизмом не может решаться только силой… оружия. Эта война — война идей, война мировоззрений. И… молодежь должна быть готова… бороться с большевизмом… на фронте… но должна воевать и с самой душой большевизма — с его идеологией»{136}. Ко всему же народу немецкая пропаганда, устами своих работников из числа местного населения, обращалась следующим образом: «В эти исторические дни решается судьба нашей Родины, ее освобождение и возрождение, а следовательно, и судьба каждого… человека. Эта гигантская борьба требует от нас непоколебимой стойкости, твердости духа… безграничной веры в победный конец и торжество справедливости». Нужно было «твердо верить, что наш могучий защитник и союзник — Германия… доведет эту борьбу до победного конца»{137}. Одновременно в рядах «борцов с большевизмом» признавалось и наличие колеблющихся, которые своим поведением кладут «пятно на общее дело, на общую семью народа». С ними предполагалось беспощадно расправляться, что должно было послужить предостережением всем сомневающимся{138}.