Иномирец

Герберт с добродушной улыбкой до ушей крепко пожал Виктору руку. А иномирец, вместо того чтобы радоваться, вдруг ощутил очень недоброе предчувствие. Оглядевшись, он не увидел ничего, что могло предвещать беду, да только тревожный колокольчик, не собирающийся умолкать, все звенел и звенел, плавно увеличиваясь до размеров церковных колоколов. Виктор взглянул на Дашу – у нее все было в полном порядке, адмирал еще не успел забрать ее с собой. Перевел взгляд в сторону леди Оливии – та тоже ни в чем не нуждалась. В последнюю очередь посмотрел туда, где сидел Лагош, – его там не оказалось. Это нагнало на Виктора очередную волну тревоги и беспричинного страха.

– Джеймс, с тобой все в порядке? – нахмурился герцог. – Такое ощущение, что ты чем-то обеспокоен. Может, просто устал?

– Да нет, ваша светлость, все в поря…

– Не двигаться! – раздался чей-то громкий голос. Виктор повернулся к говорящему, и колени его подкосились: на арене появился сам епископ Клод Люций, верховный инквизитор, в сопровождении своего верного помощника Палача и целой дюжины стражников с самострелами. Арбалетчики окружили Виктора и взяли его на прицел, а Клод Люций отвел герцога в сторону.

– В чем дело, дорогой друг? – недоуменно спросил Герберт. – Что все это значит?

– Это значит, что ваш так называемый граф Джеймс Берк на самом деле не кто иной, как пришелец из иного мира, самозванец, каким-то образом подменивший настоящего Берка и зарабатывающий славу его именем!

– Звучит очень глупо, ваше преосвященство, – заявил герцог. – Обвинение более чем бессмысленно.

– Я ведь говорю это не просто так, ваша светлость, – парировал епископ. – Джеймс, кхм, Берк! Попрошу вас снять перчатку с правой руки.

Трибуны замолкли. Такого они точно не ожидали.

Виктор, с трудом проглотив подскочивший к горлу комок, стал судорожно придумывать оправдание тому, как и где он потерял свой палец. В его голове за миг пролетели тысячи вариантов, но ни один из них не гарантировал успех и даже, напротив, усугубил бы ситуацию. Первым делом захотелось сбежать, но как это сделать, когда вокруг двенадцать готовых выстрелить по приказу солдат? Взять в заложники герцога, приставить к его горлу лезвие рапиры и медленно отступать? Или признаться во всем, надеясь на благоразумие и доброту Герберта Чаризза? Пораскинув мозгами, Виктор пришел к выводу, что вовремя сказанная правда способна творить чудеса. А потому он крепко зажмурил глаза, понимая, что, возможно, сейчас переживает последние секунды своего существования. Виктор проклял Лагоша, вспомнил Лизу, пожелал успехов Даше, попрощался с собственной жизнью и, вновь подняв веки, стал медленно стягивать перчатку с правой руки.

Как и тогда, во время турнира, время словно перестало иметь значение. Все вокруг замедлилось и превратилось в почти застывшую картину. Виктор разглядел победный оскал Палача, невозмутимый укор епископа, высоко поднятые от непонимания происходящего брови герцога. Разглядел каждый арбалетный болт, готовый в любой момент пронзить его насквозь, каждый мускул на лице подчиняющихся лишь приказам стражников.

Длинная фехтовальная перчатка слетела с руки и упала в траву. Виктор, отвернувшись, протянул ладонь вперед, уже ничего не боясь и смирившись с собственной участью. Он ожидал, что дюжина самострелов выстрелят в него прямо сейчас, в этот самый момент, и жизнь землянина оборвется на этой пусть и триумфальной, но очень печальной ноте. Но ничего подобного почему-то не происходило.

– И что вы хотите этим сказать, ваше преосвященство? – поинтересовался герцог. – Рука как рука, что в ней такого?

Виктор, услышав эти слова, резко перевел взгляд на собственную ладонь и чуть не потерял от изумления дар речи: там, где должен быть обрубок, красовался самый обыкновенный большой палец, никем не отрезанный и не изувеченный. И все ногти казались целыми и невредимыми, словно не было никаких издевательств со стороны Палача. Кроме того, на подушечках пальцев не осталось ни единой руны, ни единого татуировочного символа.

– Я… приношу свои извинения, – замялся епископ, обходя Виктора со спины и в завершение своей инспекции проверяя шею подозреваемого на наличие инквизиторского клейма. Убедившись, что его там нет, он смущенно отошел в сторону. – Мы, наверное, обознались. Не принимайте, хм, близко к сердцу.

Поклонившись, Клод Люций ушел, за ним последовали и его подчиненные. А Виктор, глядя епископу в спину, безмолвно ликовал. Однако его тревожило то, что он не знал, по какой причине правая рука вернулась в первозданное состояние и кто этому чуду так вовремя посодействовал.

– Что это было? – изумился герцог. – Я чего-то не знаю?

Виктор улыбнулся и пожал плечами:

– Понятия не имею, ваша светлость. Раз они ошиблись, то какая уже разница?

– И то верно. Что ж, пора возвращаться во дворец. Сегодняшний пир в твою честь, граф!