Инквизиция: Омнибус

Крейста продолжил с долгим вздохом, отсутствующе постукивая по терёзовому подлокотнику кресла.

— Больше всего я боролся с иерархией. На мой взгляд, Совет превратился в геронтократию, слишком пресыщенную самомнением, чтобы замечать собственную несостоятельность. Результативность пала жертвой церемоний, эффективность потерялась за религиозными догмами. Они никак не могли понять, что традиция, выработанная два века назад, может стать уже бесполезной и даже излишней. Я боролся за то, чтобы осовременить Подцерковь улья Секундус, но потерпел неудачу.

Гхейт изучал лицо слушающего кардинала. Тот смотрел на руку Крейсты, которая мерно постукивала по подлокотнику. Старый примаций не замечал острого интереса, проявленного к его привычке, слишком далеко уйдя в повествование.

— Среди нас оказался инквизитор.

— Мои мольбы к Совету пересмотреть политику безопасности оставались без внимания, мои допросы новых рекрутов были отменены как излишне рьяные… Слуги Бога-Трупа обнаружили наше слабое место и воспользовались им. Я не знаю, кем притворялся инквизитор. Низшим контагием, маелигнаци. Кто знает? Как-то утром я отправился проверять конспиративную ячейку в верхнем улье, а когда вечером вернулся, Подцерковь была разгромлена. Разнесена на куски, в пыль. Месиво, кардинал. Сплошное месиво.

Старик стиснул зубы, пытаясь сдержать скорбь, которую не мог скрыть в голосе. Гхейт, давно знакомый с историей своего хозяина, тем не менее почувствовал, как мышцы напружиниваются от ярости за тот геноцид.

— Неделю я скрывался словно преступник… Подулье гудело от слухов — инквизиторские зачистки, целые семьи отправлены на костёр. Истерия охватила весь город, уничтожая те малые клочки конгрегации Матери, что ещё остались. Я оценил своё положение. Оставаться было бесполезно — это я понимал. Я бы не продержался ещё неделю. И принял решение отправиться в улей Примус, чтобы донести весть о поражении в надежде, что смогу уберечь здешнюю Подцерковь от подобной участи. Моё признание здесь пришло… не сразу, но я пробивался изо всех сил и занял подобающее место в Совете. Но теперь… Теперь, когда Великая Небесная Матерь наконец-то близко… Я вижу, что всё повторяется снова.

Впервые с момента начала своего повествования магус Крейста оторвал взгляд от пляшущих языков пламени и встретился глазами с Арканнисом.

— Здешняя Подцерковь слабеет, кардинал. Ячейки контагиев неделями не отчитываются, маелигнаци слабо подготовлены и плохо вооружены, а пурии… Им позволено бродить по туннелям, где вздумается. Как скоро их заметят в верхнем городе? Как скоро вскроется наша несостоятельность, и здешняя Церковь Матери рухнет так же, как она пала во втором улье? Вы понимаете, кардинал, что я не могу этого допустить.

Арканнис поджал губы и с чем-то вроде неторопливой размеренности, которая придавала важности каждому движению, произнёс:

— Продолжайте.

— Когда меня посвятили в магусы здесь, в улье Примус, я получил доступ к библиотеке, к накопленным за столетия знаниям. Я просматривал архивы, ожидая найти там лишь записи давно умерших магусов… ностальгические отголоски прошлого. Вместо этого я обнаружил письма. Астропатические сообщения, зашифрованные и опечатанные, пришедшие с других миров. Сотни посланий, сложенных в стопки и покрытых пылью. По моим подсчётам, они копились там лет десять. Может больше. И ни одно не было вскрыто.

Крейста поворочался — старика беспокоила какая-то внутренняя боль. Гхейт позволил себе перевести взгляд с непоколебимой фигуры кардинала на хозяина, обеспокоенный растущей хрупкостью высохшего старика.

— Вы должны понять: насколько мне было известно, мы одиноки. Я считал, что во всей этой… болезни и гнили Империума, лишь Гариал-Фол служит убежищем верных детей Матери. Обнаружить, что кто-то где-то там знает о нас… это… это выходило за рамки моего понимания. Полагаю, я не могу винить Совет за игнорирование сообщений. Мы привыкли к секретности, мы отрезаны от мира своей подозрительностью и страхами. Мои просьбы связаться с вашим орденом были отвергнуты прямо с порога. Совет не желал помощи, которую предлагал Элюцидиум. Они ссылались на недостаточность знаний, сеяли подозрения и отвергали объяснения, которые содержались в письмах. Я слушал их лепет, на душе было пусто, я снова видел… закостенелость, которая погубила улей Секундус. Так что я решил взять дело в свои руки, связался с Элюцидиумом, и вот вы здесь.

Гхейт напряжённо перевалился с ноги на ногу.

— Ммм, — протянул кардинал наконец, сложив пальцы под подбородком и медленно растянув губы в змеиной улыбке. — И вот я здесь.

— Кардинал… Я должен знать: есть ли в самом деле другие? Другие церкви? Другие конгрегации на других мирах?

Кардинал улыбнулся шире, сверкнув из-под бескровных губ безукоризненной белизной. Без усилий завладев вниманием обоих зрителей, магус Элюцидиума Арканнис неторопливо подался вперёд, лицо его выразило нескрываемое веселье.

— Их больше, — произнёс он, — чем вы могли бы себе представить.