Инквизиция: Омнибус

Выдержка вторая:

Раздел II («Чтобы вы могли узнать нас»), «Примации: Клавикулус Матри»

По человеческим меркам мы — поразительная порода. Наше происхождение есть наша жизнь, и наша жизнь не принадлежит нам. Мы с готовностью отдаём её ради Матери и таким образом заслуживаем себе место рядом с Ней.

Если мы должны умереть — пусть, мы умрём. Если мы должны страдать — пусть, мы будем страдать. Небесная Матерь останется. Навсегда. Она разбрасывает свои семена впереди себя — предвестников своего пришествия, разносчиков своего божественного замысла. Она сеет. Она множится.

И тогда мужчина, или женщина, принимает семя. Друзья, сверстники, коллеги — они назвали бы это «заражением», если бы узнали. Носитель семени отмечен.

Он, или она, теперь контагий, облагодетельствованный плотским семенем. Всё ещё человек — по большей части — но уже более простой. Очищенный желанием служить. Небесная Матка наделяет своих носителей Целью — даром, невозможным для иссохшего Бога-Трупа.

Носитель размножается. Он берёт женщину, или она берёт мужчину. Находясь во власти инстинктов, они не могут даже понять своего единения: они очищены простотой своих стремлений. Свить гнездо. Плодиться. Размножаться. Их ребёнок уже не человек.

Мы поразительная порода, да.

Мы — раса евгенического слияния. Наш мир — это царство сочетаний: смеси, перетекания, смешения. Ни то и ни другое, мы — божественные полукровки.

Гибриды, все.

* * *

— Это твоих рук дело! Ты пригласил его сюда, так? Я просмотрела записи передач.

— Я и не собирался этого скрывать. Хотя мог бы.

Гхейту голоса казались натянутыми — та часть психического обмена, что наполняла комнату. Архимагус Иезахиль — первая среди магусов культа — гневно наставила палец на магуса Крейсту и поджала бескровные губы. Одинокая прядь волос, эбеновой волной спадавшая с депилированного черепа, скользнула по мантии цвета нефрита, прикрывающей плечи.

— Ты забываешься, Крейста! — она яростно выплёвывала слова. — Не тебе принимать подобные решения!

— Я не забываюсь, — голос Крейсты звучал спокойно и контролируемо. — Просто я боялся, что без моего вмешательства вопрос останется открытым.

— Какой вопрос?

Магус вздохнул и опустил плечи:

— Вопрос о несостоятельности наших действий, которая болезненно очевидна. У меня нет ни времени, ни желания проявлять неповиновение, но… я не стану потворствовать умышленному неведению. Совет закрывает глаза на неудачи, притворяясь будто их просто нет. Я не могу позволить этому продолжаться, архимагус. Я решился на это, чтобы помочь нам, а не подрывать ваш авторитет. Я подобными делами не занимаюсь.

Гхейт огромной фигурой притаился в противоположном конце кабинета хозяина, тщательно делая вид, что разговор его не интересует. Магусы стояли друг напротив друга в ореоле нездоровых отсветов угольной жаровни, потрескивающей в углу.

Гхейт служил личным помощником Крейсты с тех самых пор, как вышел из детского возраста. Тем, что питал больше уважения к личностям, составляющим Церковь, нежели к самой Церкви как сообществу, он был обязан по большей части своему хозяину. Морщинистый старик был нетипично прагматичным примацием, требовавшим от своих воспитанников развитой логики и образованности наравне с животной агрессивностью. В любом другом маелигнаци начала созидательного разума были приглушены, заменены беспрекословным подчинением и послушанием целям общины, ведомой псионическим резонансом с Советом.