Укитан, почетный инквизитор калонги и высший мастер Сессерды, изучал маленькую аккуратную книжечку, куда записывались важнейшие поступающие сообщения, восхищаясь простой элегантностью работы ксиани. Тринадцать чувств ласкали лакированный переплет, и он одобрил ксианскую изощренность.
— Как это прекрасно, — пробормотал Укитан, — удовлетворять чувства, чуждые самому себе и своему виду.
— Ксиани понимают свои рамки, как раса и индивидуально, — ответил Оми, почетный инквизитор калонги и полный мастер Сессерды, — чем достигают соответствующего величия.
— Низшие виды редко преуспевают в истинном обмене чуждыми концепциями. Исключения поразительны и всегда достойны упоминания.
— Вы говорите уже не о ксиани, — вежливо заметил Оми и умолк в ожидании слов собеседника. Калонги не задают вопросов хозяину дома, сидя за его столом.
— Мой студент-соли не ответил на запрос.
— Вежливость подчинена возможности.
— Поделитесь вашим беспокойством, Оми-лаи.
— Важнейшие источники конфликта часто сосуществуют со сравнительно незначительными индивидуальностями — катализаторами конфликта.
— Принципы исторического анализа суато мне хорошо известны.
— Мирель с Аттии была узловым пунктом многих волнений в течение долгих спанов ее зрелой жизни. Так как ее генетическое досье было уничтожено во время нитианской революции, прежде чем Нития стала членом Консорциума, мне не удалось вывести точную формулу. Тем не менее я установил, что соли, именующая себя Виктория Дарси, — практически двойник Мирель с отклонениями в пределах двух пунктов — а может, и того меньше.
— Клон? — осведомился Укитан, едва не испугав своего гостя, так как привилегия хозяина задавать вопросы использовалась весьма редко.
— Возможно, — ответил Оми, пока его мощный мозг анализировал смысл вопроса Укитана с точки зрения инквизитора. — В преступлении клонирования, если оно имеет место, можно обвинить лишь давно умершую женщину, уже представшую перед последним судом. Меня беспокоит более близкое преступление.
— Смерть Арнода Конати?
— Исторический прецедент, возникший в связи с этим событием. В этом деле мужчине-соли не следовало доверять обязанности инквизитора. Потенциал компромисса, Укитан-лаи, просто ужасен.
— Но на первом месте все-таки потенциал правды, Оми-лаи. Я не сомневаюсь в честности Джейса-лаи, а это путешествие было необходимым для его роста.
— Но он не ответил на ваш запрос.
— Не ответила планета Деетари, — отозвался Укитан, лаская книгу ксиани мягкими усиками, выполнявшими наиболее деликатные функции среди органов чувств. — Путешествие на Стромви слишком тяжело для моего древнего тела, но у меня есть долг дружбы. Вы понимаете мою дилемму.
Девяносто шесть чувств калонги объединились в понимании, и Оми пожалел, что не может сослаться на неведение — привилегию низших рас. Он сделал в уме заметку искупить свою недостойную реакцию.
— Я не могу судить беспристрастно, — возразил Оми с безупречной честностью калонги, — так как допрашивал Викторию Мирель во время предыдущего расследования.
— Мы не получали новых требований о расследовании ее дела, Оми-лаи. Эта задача все еще предписана моему достойному студенту-соли. Я хочу только помочь ему преодолеть трудности. Благодарю вас за то, что привлекли мое внимание к этому делу.
— Вы слишком мудры, — отозвался Оми и тут же запланировал дополнительный курс медитаций с целью избавиться от ворчливости. — Я восхищаюсь опытом, с которым вы побудили меня исследовать источник вашей тревоги.
— Ваша проницательность делает мне честь. Я организовал ваш перелет с максимальным комфортом.
— Вы всегда были великодушны.
Глава 28
Роаке обозревал пределы своей камеры. Он не мог не оценить того, что беркали поддерживают свою репутацию существ аккуратных и тщательных. В маленькой пустой комнате не было ничего, что могло бы послужить орудием бегства.
Чисто-белые стены поблескивали при каждом крене корабля, неприятно напоминая о смертоносных энергетических лучах. По слухам, еще ни одному существу любого вида не удавалось бежать из тюрьмы беркали. А ведь их обычные камеры были оборудованы лишь частью комплекса средств, способных обеспечить надежное заключение эссенджи.
Пребывание в тюрьме не заставило потускнеть кожу цвета слоновой кости Роаке или же его блестящие глаза, переливающиеся от избытка адаптатора, который с детства наполнял его вены. Так как мужчины-реа предпочитали оставлять свои густые гривы длинными, беркали выбрили голову, шею и предплечья пленника, но на черепе уже успело вырасти достаточно прекрасных темных волос, прикрывавших шрамы. Серебряная нижняя грива отрастала более медленно.
Роаке сохранял гордый и сильный вид, свойственный его народу, но он выглядел не настолько устрашающе, чтобы внушить робость отважным беркали. Тем не менее, хотя на корабле находилось много пленных более опасных видов, чем эссенджи, только Роаке удостоился особой заботы беркали. Легенды об эссенджи действовали более эффективно, чем их реальный облик.