Не знаю, почему я бросился за ним, возможно, что, как у гончей собаки, сработал инстинкт: убегает – догоняй. О том, что глупо врываться одному в дом с неизвестными, я подумал уже потом. Проскочив полумрак коридора, буквально кубарем скатился по лестнице в подвал, нырнул в распахнутый проем, чуть подотстав от орущего детины, пробежал новый коридор, потом, повернув, еще один… и замер от открывшегося моим глазам действа.
Не просто так от меня убегали, ох не просто. В огромном помещении, куда меня привел бегун, одновременно совокуплялось как минимум десятка три разнополых партнеров. Какие уж там отдельные кровати… Это был сплошной живой ковер шевелящихся тел в пропитанной запахами пота, благовоний и каких-то афродизиаков душной атмосфере самого натурального секс-притона.
Я потянул носом смесь, витающую в воздухе, и глубокомысленно изрек:
– Ну все понятно: кокаин, марихуана, крэк…
А затем от души вжарил по всей этой извивающейся толпе расслабляющим проклятьем. Расчет мой оказался верен. Сложно продолжать, когда, извините, всех вокруг настигает мгновенная коллективная дефекация.
Сопутствующие звуки и ароматы «ванили», соединившись с уже витающим в воздухе коктейлем, дали такое ядреное амбре, что мне пришлось, зажимая нос, убегать подальше в коридор, откуда я и заорал затем в полную воплей отчаяния, криков и проклятий залу:
– Инквизиция! Всем выходить по одному! Живо!
Спустя пару минут к выходу потянулись первые горе-свингеры, прикрывая срам кто чем. В том бедламе найти свою одежду было невозможно, поэтому кто что первое схватил, то и напялил, не разбирая, мужское оно или женское.
Кого я только не увидел в этом ряду полуголых обосранцев: и мужиков с женскими корсетами на чреслах, и дам, прижимающих к прелестям чьи-то исподние кальсоны… Менее везучие метались с одной женской шляпкой в руках, не зная, куда ее лучше приладить – спереди или сзади. Кто-то спешно перематывался полупрозрачной газовой шалью.
В общем, полный сюр.
Дождавшись, когда последние участники веселья покинут притон и соберутся на улице перед домом, я оглядел вонючую кучку жмущихся друг к другу извращенцев и скомандовал:
– А ну дружно шагом марш в управление!
И мы пошли. Я, как всегда, позади, готовый ударить заклинанием по толпе, если тем вдруг взбредет в голову начать разбегаться, а любители групповухи впереди, стыдливо прикрываясь и стараясь не смотреть на обалдело глазеющий на них народ.
– Это чей это такое, а, Мытрыновна? – услышал я бабский шепот за спиной.
– Поди разбери, Насыновна. Гляди, голышом все и обделавшиеся. Может, наказание им такое?
– Точно! Позорное! Сейчас в таком виде через город проведут, а там, небось, еще и плетей всыпют.
– А за что?
– Знамо за что, за поругание анператорского имени! За что же еще-то? Болтали, небось, всякое, вот теперь страдають.
– А и правда, Мытрыновна, точно, за поругание. Только что-то стражи мало. Всего один. Да и не пойму, какой он стражи-то, больно одет странно. Наша в таком не ходит.
– Милок, а, милок?
Я обернулся и, увидев пару старушек типа «божий одуванчик», спросил:
– Чего вам, бабушки?
– А ты чей будешь, милок?
– Инквизиция я, инквизиция.
– Ох ты ж, ну точно за поругание! Ты посмотри на них! Бесстыдники! И девок-то сколько!
Я перестал обращать внимание на старушечьи пересуды, тем более что мы все дальше отдалялись от заспоривших, каким именно словом хаяли батюшку-императора арестованные, бабок.
Впрочем, то был лишь один из вариантов. Раздававшиеся со всех сторон предположения мнимых прегрешений моих подопечных были весьма разнообразны, единодушен народ был только в том, что веду я их в таком виде в качестве наказания.
– Да что говном, смолой, смолой их, а потом перьями обсыпать! – выкрикнул вдруг кто-то.
– Точно! – поддержали неизвестного. – Тащите бочки!
– Так, – рявкнул я поверх голов, заставив всполошиться птиц на крышах домов, привлеченных общей суматохой, – никакой смолы и перьев!
– Так мы же помочь!
Я в ответ хмыкнул. Действительно, какие добрые и отзывчивые люди.
– Благодарю от имени инквизиции, но помощь тут не требуется.
– Ну, ладно…
Народ еще немного погудел, успокаиваясь, а затем переключился на самих задержанных.
– Ты смотри, смотри какие сисяндры! Ух, я бы их помял! – раздался из окружающей нас толпы веселый мужской возглас. За ним последовал звук смачной затрещины, и уже недовольный женский голос произнес:
– Сиськи он разглядел. Мять собрался. Сначала отрасти хозяйство, как вон у того, что, ежель на колени поставить, по земле волочиться будет, тогда и на сиськи такие замахивайся. Что покраснел? Во-во, молчи уж, пока не прибила.
И вновь слухи летели впереди нас, потому что когда вся наша процессия вышла на площадь, то меня снова ожидал Амнис.
– Ширяев, ты опять?! – взвился он, как только я подошел, оставив задержанных позади – все одно им деваться было некуда. – Часа же не прошло, как ты от нас вышел! И вообще, оскорбление императора – это по части городской стражи. Да и те просто всыплют плетей на месте, чтоб кожа со спины сползла, и отпустят. Зачем ты их сюда-то потащил?!