Инквизитор поневоле

– Ты понял, что они задумали?! – голос Дизариуса клокотал от еле сдерживаемых ярости и возмущения, когда он посмотрел на Гоула. – Взорвать полгорода! Проклятые нелюди! И почему? Только из-за подозрения, что мы посягнули на их монополию! Тысячу лет прошло, а они до сих пор спят и видят, как нас уничтожить, лишить сил, знаний, превратить в лучшем случае в рабов! Они пришельцы, захватчики. Все поголовно одинаковые, и нет среди них лучше. Мало им того, что они уже получили, нет, им подавай всё.

Старика конкретно так прорвало на почве ярости ко всей этой гномо-эльфийской братии, но тут я был с ним полностью солидарен, потому как успел натерпеться и от одних, и от других. Им не жалко нас? Что ж, а мне не жалко их. Нисколько, вот ни капли.

– Ты молодец, – это Дизариус сказал уже мне. – Все сделал правильно и именно так, как я и ожидал. А значит, ты готов.

«Готов к чему?» – хотел спросить я, но собеседник уже развернулся и, бросив короткое:

– Жди меня здесь, – вышел из помещения.

Начальник с замом тоже отошли, что-то негромко обсуждая. Что именно – не знаю, не прислушивался. Но, видимо, обо мне, потому как больно уж красноречивые взгляды кидал на меня Амнис.

Лекари также прибыли на место, и сейчас я видел, как кожа Вигира на глазах восстанавливается, как отваливается запекшаяся корка, открывая новый бледно-розовый покров. С такой мощной магической поддержкой жизни парня ничего не угрожало, а значит, можно было наконец выдохнуть.

Минут через пять снова появился Дизариус, один, но с каким-то свертком в руках. Как-то торжественно вышел на середину помещения, после чего принялся медленно сверток разворачивать, убирая скрывающую продолговатый предмет ткань.

И вроде бы такое простое действие, но в голове у меня внезапно словно застучали молоточки, а сердце тревожно и вместе с тем предвкушающе забилось. Я поднялся на ноги, сам не понимая, что со мной происходит и почему я так реагирую, но тут край ткани спал, и в руках инквизитора я увидел матово блеснувший тем же металлом, что и моя кираса, чуть заостренный на макушке шлем с дырчатым, полностью закрывающим лицо забралом.

Прикипев к нему взглядом, я сделал шаг вперед. Шлем завораживал, тянул к себе. Я буквально чувствовал, что он мой, хоть и в первый раз его видел. А еще я чувствовал, что только его мне и не хватает, чтобы стать тем, кто я есть.

Шаг, следующий. Хотелось подбежать, выхватить шлем из рук старика, надеть, но что-то, какая-то мысль, все билось где-то на задворках разума, заставляя медлить.

– Тысячу лет прошло, а нелюди все пытаются разрушить нашу империю, с каждым разом становясь все наглей и изобретательней, – с какой-то печалью в голосе заговорил Дизариус, видя, что я колеблюсь. – И не будет нам покоя, пока не ответим мы им тем же, террором на террор, пока не ощутят они гнев инквизиции на своих собственных землях. Посему прими этот шлем, как самый достойный, – старик протянул мне его, – и возроди Караул Смерти таким, каким он был тысячу лет назад. Стань тем, кем должен. Стань тем, кем хочешь быть. Стань клинком, что поразит нелюдей в самое сердце.

Я шагнул вновь, почти коснувшись поблескивающего забрала, но неожиданно сквозь уже не молоточки, а гудевший в голове набат пробилась отрезвляющая мысль: «А разве я уже не тот, кем хочу быть? Почему я должен стать еще кем-то?»

В голове всплыло лицо архимага и его слова о том, что не всегда общее счастье важнее своего собственного, и я опустил руку, помотал головой, стряхивая непонятную одержимость, и отступил назад. А затем с усилием, буквально ломая в себе что-то, глухо и раздельно произнес:

– Я… не… хочу.

И словно оборвалось что-то, рухнуло, освобождая разум, утекая, словно мутная вода, из моей головы, проясняя сознание.

Блеск шлема как-то потускнел, и руки старого инквизитора опустились. А на плечи вдруг навалилась тяжесть кирасы – доспех мгновенно стал каким-то жестким и неудобным, чужим, сковывающим движение.

– Что ж, – тихо сказал Дизариус, – подобную ношу принять можно лишь добровольно. Значит, доспех снова будет терпеливо ждать.

А я принялся срывать с себя броню, торопливо, путающимися пальцами расстегивая кожаные ремешки. Просто потому, что почувствовал едва ли не отвращение к этому телу. И только когда скинул на пол сапоги, понял, что это была не моя мысль. Это просто не могло быть моей мыслью.

Отшатнулся назад, с ужасом начиная вспоминать все то, что казалось мне нормой, но таковой не являлось. А Дизариус вновь заговорил, глядя на меня:

– Ты был достоин доспеха, и поэтому он давал то, чего тебе недоставало: силы, уверенности, даже знаний. Он помогал тебе делать правильный выбор, без сомнений, без мук и угрызений совести. И поступать так, как должно. Ты отказался от него, и это твой выбор, – тут голос старика стал более глубоким, пронизанным нотками гордости и печали, – но ты уже никогда не сможешь забыть тот вкус силы и власти, что он даровал тебе.