Инквизитор. Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

От Малена до Вильбурга три дня пути, так он за три дня доехал до Вильбурга от Эшбахта. Ещё б быстрее смог, да боялся, что коней попалит. И не смотрел он на то, что к концу третьего дня гвардейцы его и господа из свиты уже в сёдлах от усталости качаются. Ничего, потерпят, его сам герцог ждёт, он должен торопиться, не то вдруг сеньор в намерениях переменится.

Перед самыми воротами Вильбурга на них вдруг обрушилась гроза с молниями и была такая сильная, так обильна была водой, что по улицам под копытами их коней протекали бурно целые городские реки, вымывая всякую дрянь с городских улиц.

— Чего креститесь?! — кричал Волков на своих людей после того, как вечернюю мглу пробивала молния. — Не бойтесь, гроза — это к новому.

И гнал пугливого своего коня вперёд, навстречу грязному потоку, что вымывал из города мусор.

Когда гроза прекратилась, они нашли ночлег. Остановились в двух трактирах на главной базарной площади. Тут, на площади, после дождя было безлюдно, чисто и свежо, тут даже не воняло гнилью, как бывало на всех рынках во всех городах. А вот в трактирах как раз всё наоборот, полно людей, вонь и духота, но это генерала не заботило, главное, ему нужно было выспаться, поесть хоть чего-нибудь, почистить и высушить одежду, и пока Гюнтер занимался его одеждой, он перекусил и завалился спать, и даже осатанелые от своей безнаказанности трактирные клопы его почти не заботили, за ночь он всего два раза просыпался и вполне выспался, чтобы утром быть свежим и готовым ко всему.

Офицер на входе в замок Его Высочества то ли знал, что герцог его ждёт, то ли всегда был так вежлив, он говорил с кавалером весьма учтиво, тем не менее пустил в замок вместе с генералом всего четверых людей. Волков взял с собой Максимилиана, Габелькната, фон Тишеля и господина Фейлинга. Фейлинг был в восторге от замка. С самых Бродов он состоял при кавалере в оруженосцах, в общем, заслужил того, чтобы побывать в замке курфюрста.

Они поднялись по роскошной лестнице, там на третьем этаже находилась широкая балюстрада, что шла по периметру замка вокруг внутреннего двора.

Он догадался о месте приёма: там, у больших дверей, как раз было много свободного места, где за столом находился молодой, но серьёзный и строгий по виду человек, а вокруг него было не менее трёх десятков важных персон. Волков тоже смотрелся важной персоной, мало того, он выделялся среди прочих своим роскошным синим костюмом, сшитым по последней моде Ланна, и поверх своего драгоценного колета с жемчугами он ещё повесил серебряную цепь с изображением герба Ребенрее, подарок герцога за дело в Хоккенхайме. Господа, что были перед дверями приёмной, украдкой разглядывали его, кое-кого он знал, видел уже, с одним молодцом он был знаком ещё с Рютте. Знакомым он кивал без всяческого заискивания, с достоинством. Господа ему отвечали. Он волновался, думал, что герцог, как и следует поступать недовольному сеньору, заставит его ждать в приёмной несколько часов. Тем не менее, как только он пришёл, отправил господина Фейлинга к столу с молодым и серьёзным человеком:

— Идите, Фейлинг, и скажите тому человеку, что кавалер Фолькоф нижайше просит Его Высочество принять его.

Фейлинг, преисполненный важности, но всё-таки заметно волнуясь — шутка ли — пошёл к секретарю герцога. И тут в тишине, где люди говорили шёпотом, вдруг оживление.

Волков поглядел туда, куда глядели все другие господа. И увидал: по балюстраде из внутренних покоев шли две молодые женщины. Молодые и, судя по платьям, богатые. Богатые придворные дамы.

И тут послышались тихие слова среди господ: графиня, графиня.

Да, та, что была чуть впереди, та, что была с едва заметным животом, та действительно была она, графиня Брунхильда фон Мален. Господа выходили к ней навстречу, кланялись ей, просили руку для поцелуя, и она снисходила до всякого просящего, давала к себе прикоснуться. Улыбалась всем. Величественная и прекрасная.

Увидела Волкова и пошла к нему, забыв про всех, кто не успел прикоснуться к её руке губами, подошла и без всякого стеснения поцеловала его дважды в щёки, удостоила кивком Максимилиана и сразу начала говорить, ничуть не стесняясь того, что другие её могут слышать. Начала весьма едко:

— Отчего же, любезный мой братец, я не могу вступить во владение моим поместьем?

— Весь доход с поместья идёт вам, чего же вам ещё надо, дорогая моя? — спрашивал Волков графиню.

— А почему же я не могу быть там хозяйкой?

— Это для того, любезная моя сестра, чтобы вы не делали долгов, закладывая поместье, — спокойно отвечал кавалер, чуть смущаясь того, что многие тут слышат их разговор.

— Так вы не доверяете мне, братец?

— Так это от необузданной вашей расточительности, драгоценная моя сестра, — отвечал он, — умерьте беса, что сидит в вас и швыряет деньги на ветер, и поместье будет ваше, научитесь наконец ценить деньги.