Инквизитор. Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

Волков едва не засмеялся, едва удержался, видя, как Бруно волнуется. Вот он был, самый трепетный момент в жизни юноши. Он с замиранием сердца ждал, когда же невеста поднимет вуаль.

И вот она, по настоянию отца, убрала лёгкую ткань с лица. И ещё раз присела в низком книксене. Бруно смотрел, смотрел на неё, а потом вдруг повернулся к дяде. Юноша успокоился. Да, было видно, что двадцатипятилетняя женщина не была такой уж старухой, как он думал, да ещё и не была она некрасивой.

Когда Бруно посмотрел на него, дядя сделал жест: подайте же даме руку.

Бруно кивнул и подал невесте руку. И уже он, а не отец, повел её прочь с пирсов. Туда, где были кареты. Она была с него ростом, но видно, что поплотнее. Тут кавалер и разглядел её. Может, чуть тяжела, не так изящна, как Бригитт, не так ярка, как Брунхильда, но вовсе не стара, да и некрасивой её никто бы не посчитал. Урсула Анна де Шанталь, урождённая Райхерд. даже была мила. Волков подумал, что случись такое, он, может, и сам бы не пропустил такую, попользовался бы. Потом из лодки вышел её дядя, брат ландамана Хуго Георг Райхерд. Он сам, а не следующие за ним няньки, вывел её двух детей. Все должны знать, что она плодовита и что может рожать бодрых и здоровых детей. Да, Урсуле Анне де Шанталь было чем гордиться, помимо имени. После из прибывшей баржи стали выходить и другие люди.

Толпа стала напирать, всем хотелось посмотреть невесту. А Волков пошёл к ландаману. Невеста, её дети, его племянник… Это всё интересовало его постольку-поскольку… Для генерала главным тут был он: Клаус Адольф Райхерд, Первый Консул, ландаман земли Брегген.

— Рад вас видеть! — он поклонился ему.

— И я рад, — отвечал Райхерд. — Тем более, что для вас у меня хорошие новости.

«Надеюсь, ты привёз мне договор о мире, который ратифицировал совет кантона».

— Мы поговорим об этом, как только представится возможность, а сейчас позвольте, господин ландаман, я представлю вам мою супругу, — чуть повернулся к жене. — Господин Райхерд, это моя супруга Элеонора Августа фон Эшбахт.

Элеонора Августа величественно, насколько позволял ей живот, присела и склонила голову.

— Наслышан о вас, добрая госпожа, — кланялся ей в ответ ландаман, — вы же урождённая Мален.

— Так и есть, — важно отвечала Элеонора Августа.

— Большая честь, — говорил Райхерд, — большая честь.

«Хорошо, что я взял сюда жену. Эти Райхерды такие же, как и Кёршнеры, купчишки из мужиков, перед любым титулом готовы кланяться».

На открытом месте поставили навесы от солнца, ставили кресла, столы, лавки. Из соседних трактиров прибежали люди, прикатили бочки с пивом и вином, за трактирами резали свиней, телят, кур, овец. Готовился пир, о котором Волков и не подозревал поначалу.

Оказалось, что пир в честь его дома и дома Райхердов готовы оплатить гильдии города Лейденица.

«Ну что ж, хорошо».

Но во главе пира, на первых местах, сидеть в этот раз не ему. Там сидели Урсула Анна да Шанталь и его племянник Бруно Фолькоф. Умудрённая жизнью женщина, чтобы успокоить молодого человека, время от времени похлопывала его по руке и что-то ему говорила, а он, юноша пятнадцати или шестнадцати лет, слушал её и соглашался, кивая головой. Там же была и его жена и ещё всякие люди, они беседовали с невестой и женихом, и, кажется, скучно им не было.

А ещё менее скучно было Волкову. Он, Райхерд, Роха и ещё полдюжины господ, в том числе и советник Вальдсдорф, собрались под навесом чуть в стороне от всех и там, между тостов, ландаман представил Волкову человека:

— Второй секретарь совета земли Брегген, господин Пинотти.

Пинотти поклонился кавалеру. И достал большую печать из шкатулки:

— Господин кавалер, совет кантона Брегген большинством голосов ратифицировал договор с вами. Эту печать и свою подпись я поставлю на вашем договоре, и мир между вами и землёй Брегген будет считаться свершившимся.

Волков сделал знак Максимилиану: подайте договор. Говорить он не мог, только смотрел, как второй секретарь совета расписывается и припечатывает бумагу большой печатью.

После генерал взял бумагу. Ему пришлось приложить усилия, чтобы скрыть дрожь в руках. Это была очень важная бумага. Эта бумага была последним камнем в фундамент, на котором он собирался строить здание примирения с герцогом. Теперь всё было готово. И всё-таки не выдержал, от радости даже встал и говорит Максимилиану:

— Прапорщик, найдите и отправьте кого-нибудь к полковнику. Хоть Хенрика, например. Пусть полковник снимает лагерь, пусть выводит гарнизон. Я напишу письмо.

— Сейчас? — немного удивился Максимилиан.

«Знали бы вы, прапорщик, во сколько мне обходится ежедневное содержание пяти сотен людей, — не спрашивали бы».

— Немедленно, прапорщик, немедленно, — говорит генерал.

Господа Райхерды слышали его — довольны были, кивали ему, улыбались. Видели его поспешность, принимали её за жест учтивости, за любезность.

А Волков сам считал про себя: