Инклюз

— Нету у нее шерсти.

— Есть! Вокруг глаз есть. Это от пыли, наверное. И под крыльями, не знаю зачем.

— Но жижей эта шерсть точно не намазана! — я упорно не верил доводам Лолоку.

— И без жижи можно… чуть-чуть. Я же не хотела совсем закаменить. Стала бы шерсть жесткой, не гнулась бы, доске лететь бы стало неудобно. Она бы занервничала и улетела.

— Чему там нервничать? Там головы нет, один хобот!

— У тебя — один хобот! — шепотом вскипела Лолоку, и вдруг пискнула "Копает!".

Тут она преувеличила. Копать доски не умеют, а то бы от них и вовсе спасения не было. Но, судя по звукам и давлению песка, доска шебуршилась, поудобнее укладываясь прямо над нами.

Прошел час, за ним второй. Я несколько переоценил наши возможности: дышалось уже с трудом.

— Ты можешь… это… каменить ей шерсть отсюда? — с трудом проговорил я.

— Нет, — выдохнула Лолоку. — Надо видеть.

— Быстро сможешь?

— Не знаю. Да, да.

Осознавая, что то, что я делаю, скорее всего кончится смертью для меня, а при худшем раскладе — для обоих, я начал уминать песок под ногами так, чтобы получилась как можно более твердая "стартовая площадка". Несколько минут я ерзал и сучил ногами, а потом резко выпрямил все три, принуждая гидравлику сработать так мощно и резко, как ей еще не доводилось.

Прыжок сквозь толщу песка вышел немногим хуже, чем, если бы я исполнял его на открытом воздухе. Кожу ободрало, глаза резануло, когда песок прорвался через щель между сдвинутыми веками, голова врезалась в жесткое брюхо доски. Я выбросил руки вверх и в стороны, обхватывая ее за туловище, и вонзил свой полухобот, короткий, изрядно редуцированный в толстую шкуру доски между хрящевыми поясами. Не было ни шанса, что я смогу достать до внутренностей и высосать ее (хотя бы в силу разницы в размере), но укол был болезненным, доска прянула вверх.

Меня подняло в воздух, а потом приложило об землю. На мгновение лоска навалилась на меня всем весом, и этого оказалось достаточно, чтобы я разжал руки. Перевернувшись на спину, я едва успел схватить ее за основания одной из пар желтых крыльев, прежде чем она взлетела на высоту достаточную, чтобы развернуться и напасть на меня.

Сил у нее было предостаточно, но высоко она не взлетела, а таскала меня по песку, силясь извернуться и вонзить хобот в цепляющегося за нее надоеду. Прежде, чем она успела выдумать что-то еще, из ямы вылезла Лолоку, тут же принявшую уже знакомую мне позу. Наверное, вблизи ей работалось лучше, поскольку я быстро почувствовал, как шерсть под крыльями, до того практически незаметная, выпрямляется и твердеет. Доска утратила возможность использовать всю амплитуду движения крыльев и рухнула на песок, снова придавив меня. Вертясь и визжа, оттого что тело мое готово было треснуть под ее тяжестью, я выполз на свободу, откатился в сторону, вскочил и прыгнул, закрывая собой Лолоку.

Это было излишним. Доска, совершенно не понимая, что с ней происходит, трепыхалась, вертя головой. Шерсть под глазами немилосердно впилась в то, что обязана была предохранять от пыли, а шерсть под крыльями лишила последние подвижности.

— Это надолго?

— Не знаю. Наверное, да, но…

Я дернул Лолоку за руку, и мы быстрыми скачками понеслись прочь, стараясь как можно быстрее оставить доску вне зоны видимости. В эту ночь мы не решились спать, а двигались, пока совсем не обессилили. Совместными усилиями, расстелив одно ложе, мы рухнули в него, переплетясь руками и ногами. И спали до середины следующего дня.

Теперь мы двигались медленнее. Схватка с доской не прошла для меня бесследно, хотя серьезных ран я не получил. Лолоку впала в буйный восторг, когда осознала, что совершила нечто, до сей поры неслыханное. Может и так. А может, в старину строители изгоняли досок совместно с пастухами. Так или иначе, она радовалась и, поскольку ей не удалось сразиться с доской в рукопашную (я не в первый раз заметил, что такие сражения были страстью местных, которую они утоляли при любом удобном случае), с завистью поглядывала на меня. В глазах ее, к моему огорчению, читался вопрос: "интересно, а я бы сделала того, кто дрался с доской?". К огорчению, потому что в исходе схватки я не сомневался, а причинять ей боль совершенно не хотел. Но лучше развязаться с этим сразу.

— Хочешь подраться?

— Конечно!

И не говоря больше не слова, Лолоку пригнулась и схватила меня за дальнюю от нее ногу, резко дернув ее на себя и вверх. Какого-нибудь увальня это опрокинуло бы на спину, но я, как только утратил опору, обхватил ее свободными ногами за шею, оперся на руку и перебросил Лолоку через себя. Шею ее я при этом не выпустил, так что инерция бросила меня вслед за ней, и я как бы сам собой оказался сидящим верхом на противнице. Откинувшись назад, я головой и руками придавил ее ноги к песку. Будь подо мной враг, я лягнул бы его сейчас третьей ногой в лицо, и на этом схватка бы завершилась. Его смертью или тяжелым увечьем.