Инклюз

Вторым моим приятелем, а затем и другом стал Мелкий — племянник кузнеца. Имя у него какое-то было, но к четырнадцати годам успело потеряться за ненадобностью. Не по годам крепкому Мелкому наверняка еще предстоит стерпеть немало насмешек насчет своего прозвища, когда он превратится в семифутового здоровяка. Все задатки у него были. Разговорчивостью Мелкий не отличался, зато был идеальным слушателем и товарищем для путешествий. Он никогда ничего не забывал, не позволял повторять байки, что способствует развитию фантазии и красноречия. Но главное, он был так наблюдателен, что, как собака, умел угадать движение или желание спутника до того, как тот сам понимал, что собирается сделать или чего хочет. Угадывал и неизменно выражал предупредительность и радостную готовность помочь.

Вот только ел много. Если мы выбирались побродить в окрестностях замка, провизии для перекуса приходилось брать из расчета на четверых, а ведь ходили мы вдвоем.

Третьим, с кем мне повезло близко сойтись, оказался ветеран-щитник Старший Равли. Приставка "Старший" сохранялась уже долгие годы, несмотря на то, что его тезка Меньший Равли давно покинул замок, сорвавшись вместе с бродячей жонглершей.

Старший Равли стал моим наставником в пешем бою, упражняться в котором должны были и мы, лучники, и легкая кавалерия, и скауты. Поначалу Равли был молчалив, но, обнаружив во мне усердного и одаренного ученика, обладающего к тому же некоторым практическим опытом, потеплел. Искусный в бое копьем, топором, кистенем, он научил меня множеству приемов и хитростей, которые не только помогали поразить противника, но и позволяли драться эффективно, экономя силы и оставаясь подолгу свежим, даже в затянувшейся схватке. После упражнений мы часто вместе шли к пивовару Гаузу, где угощались свежайшим пивом и "тайным" увлечением Гауза — сладкими наливками из всего, что можно заставить забродить. Равли любил влить в кружку, прямо в пену, мерку крыжовенной, а я предпочитал потихоньку цедить прозрачную из ревеня.

Когда пришло мое время присоединиться к патрулям, вышло так удачно, что вместе со мной лес и поля обходил Олив. Ну и, бывало, что к нам присоединялся Мелкий, хотя это и не приветствовалось старшим патруля. Но гнать его не гнали, с чего бы?

Лес, черные сосны которого окружали холм, на котором стоял замок с запада, стоит того, чтобы рассказать о нем. Патрули за долгие годы вытоптали в нем тропинки и на первый взгляд они были единственным доказательством того, что в лесу бывает кто-то, кто ходит на двух ногах, но не умеет летать. Уже в первом же патруле я узнал, что это не так. Началось все с того, что на полуденном привале наш командир десятник Шлог не одобрил рвения, с которым я принялся собирать валежник.

— Костер нельзя! — прикрикнул он на меня, а когда я уронил хворост на землю и поинтересовался причиной запрета, объяснил:

— Духобабы дыма не любят. А чего они не любят, то и эльфам не по сердцу.

— Тут живут эльфы? — поразился я, оглядывая непроглядную чащобу, куда не проникал толком свет солнца и всегда было свежо и сыровато.

Десятник выпучил глаза.

— Да как им тут жить? Они любят, чтобы светло, листья, орехи. А тут просто патрулируют, как и мы. Кто какой непорядок заметит, тот своему правителю скорей сообщает, если сам устранить не смог. Мы эрлу Вексу, а они своему старейшине Дагру Огенрану. А уж эрл со старейшиной потом договариваются, как быть. По родственному.

— Как так?

— Ну, эрл-то Огенрану внук, не то правнук. Ты что, не приметил, какие у эрла глаза да уши?

— Так я его и не видел пока толком.

— Увидишь. Как время большой охоты придет, так и увидишь. И, ежели глаз у тебя лучницкий, приметишь, что уши-то без мочек и врозь растут, а глаза с золотыми ободьями вкруг радужки. Потому, что эрл наш, как есть на одну четверть эльф. И со сродственниками дружен. Вишь, как нам повезло! А ты хочешь подкузьмить с костром.

Отряхнув руки от налипшей с хвороста коры и паутины, я помотал головой.

— Совершенно не хочу.

— Тогда подтяни пояс, да пошли. Пока болтали, так даже поесть не успели.

Тут он был не совсем прав. Как только выдвинулись, Олив сунул мне кусок хлеба с вареной печенкой.

Жуя печенку, (хлеб я вернул, не люблю хлеб) я перебирал в памяти странности замка Иртвель. Что люди сплошь приятные — это полбеды, а вот дружба с эльфами… В других землях люди с ними, конечно, тоже не воевали. С эльфами воевать дело зряшное. Походом на них идти? Если войско большое, растворятся эльфы в лесах — не найдешь. Можно их селения жечь, а что толку, если они новые вырастят, да не прикладая рук, только на дудочках наигрывая. А малому войску — самому конец. Перестреляют издали, передушат в чащобе живыми удавками. Короче, не воюют с эльфами. Но и дружбы особой не водят. Торговлишка есть, но хилая, меновая. Хотя, с другой стороны, если эльф девку обрюхатит, то никто ее порицать не будет. Уж очень детишки получаются смышленые, и не болеют никогда. Только вот сами эльфы их за своих отпрысков редко признают, а тут не сына даже, а внука эльфийский старейшина признал. Удивительно!