— Человеку творец дал более, чем другим своим детям, — помолчав, продолжил отец Владимир. — Он дал ему и инстинкты, и коллективное сознание, и — душу. И она — баланс между двумя сторонами одного сознания. Она даёт возможность выбора между дорогой зверя и дорогой ангела… Душа — ядро незыблемых, самых глубоких и самых великих идей, которые управляют нами. Она нематериальна, но ощутима через человеческие чувства, но более того — через его поступки. И потому любовь, надежда и вера — лишь проявления души, но не она сама. Ампутация — процесс скоротечный, но конечность ещё долго ощущается тем, кто её потерял…
Алиса смотрела на красные листья под коричневым перекрестьем, и ей казалось, что они кружатся в голубой воде, словно сорванные ветром лепестки гибискуса в быстром водовороте.
— Мне говорили, что с инициацией я потеряю душу, — медленно заговорила она. — Но когда я очнулась после той ночи, я не почувствовала ничего, кроме боли в порванной шее и сбивающегося сердца…
Отец Владимир вздрогнул и переспросил:
— Порванной шее?
Алиса грустно усмехнулась, не отрывая взгляда от окна:
— Вас тоже это пугает? Когда я очнулась, я увидела над собой настоятельницу монастыря и нашу целительницу. Обе они были бледны и рассматривали меня, словно ожившего мертвеца… Нет, хуже! Словно пришедшего за их душами демона. Я лишь потом поняла, что их так изумило. Когда увидела, что у других девушек, прошедших инициацию, шеи не скрывались под повязками. У всех них только чесались руки на венах — там был след от укола и покраснение вокруг. Но это было лишь первые двое суток… — она нахмурилась. — На третьи… на третьи разница между нами исчезла.
Священник задумался, привычно поджав губы и разминая пальцы.
— Позже, — продолжила Алиса, смотря на красные осколки, застилающие собой коричневый крест, склоняя голову на бок, — когда нам объяснили, что и как мы должны будем делать ради церкви, только тогда я поняла, что произошло со мной… Но узнать — почему, — мне не удалось. Никто не рассказывал, тема была запретна, а память сохранила немного — все мы глубоко спали при инициации. В тот день всех нас завели в спальню и дали праздничный ужин — винегрет, пирожки, баранки. К ним полагался и ежедневный стакан воды. Но в этот раз вкус её был другим, сладким, настолько, что даже перебивал привычную тухлятину. А потом все мы — одна за другой — уснули, так глубоко уснули, что очнулись лишь к следующему вечеру.
Алиса замолчала, и священник, пожав плечами, прокомментировал:
— Элементарная предосторожность от любопытства непосвящённых.
Осторожно, чтобы не потревожить связанные руки, Алиса кивнула:
— Я понимаю. Мирянам не стоит знать о нас, а нам не нужно знать о кухне нашего изготовления. Но кое-что все равно понимаешь… Альфа-йахи получаются инициацией от носителя, правильно? И этот носитель — назовём его сверх-йахом — нечто особенное. От укуса альфа появляется бета-йах, от укуса бета-йаха животные умирают… Значит, чтобы получился альфа-йах, должен быть укус какого-то более сильного существа, более йаха, менее человека, чем мы. Так?
Священник не отозвался, разглядывая свои сухие пальцы, сложенные в восточную мудру.
— Можете не отвечать. Пусть остаётся тайной, понятной всем без слов, — едва растянула покрывшиеся сухой плёнкой губы Алиса. — Моих одноклассниц инициировали, вколов им по несколько капель крови или слюны носителя. Видимо, препарат невозможно изготовить и потому носителя привозят на инициацию и уж там добывают нужные жидкости и вводят жертвам. Так и сделали, но потом что-то пошло не так… Носитель вырвался и кинулся на меня. И я получила настоящий укус. Такой же, какие позже стала наносить сама. Всё верно?
Красные листья полностью закрыли коричневый крест и теперь текли перед взглядом одной полноводной бордовой рекой, блестящей на солнце. В воздухе кружился запах крови от этой реки, и Алиса боролась с голодной тошнотой.
— Видимо, — поджав губы, отозвался священник, — Я не осведомлён о перипетиях твоего обращения, но других объяснений тоже не вижу.
Алиса едва заметно кивнула — более полного ответа она и не ожидала.