Инициатор

— Или её дар — надуман?

— Или.

— Хорошо, — вздохнула настоятельница. — Но обучение девочки продолжите, сделайте милость. Когда придёт ответ из секретариата, она должна быть готова не менее других.

Пауза — серая, липкая, словно паутина, медленно выползающая из щели в уши…

— Она будет готова лучше других, — отозвалась сестра Пелагея.

— А я не рада тому, что вы занимаетесь с ней и день, и ночь, отрывая от других предметов. Она будет инициатором, сестра. Инициатором, и не более. Ей не грозит стать ни воином Церкви, ни ее матерью, — усмехнулась наставница. — Но вы можете попробовать — готовности много не бывает. Только не в ущерб другим предметам.

— Аминь.

Алиса тенью метнулась по чёрным коридорам в сторону зала лагеря подготовки, боясь, что старая наставница, выходя, увидит или почует её запах. А слёзы высыхали на пылающих щёках.

…

Глава 25 Инквизиция

Белый свет приближался, он заливал всё вокруг тихим теплом, сквозь которое тянулись мягкие золотые нити. Они окутывали мир, они неслись, пронзая и проникая даже в самое тёмное. И это тёмное не замечало их, оно отрицало их, но всё равно, и в нём тоже, золотистые нити лежали тонким тёплым клубочком, внутри которого хранилось нечто незримое, но поразительно живое, поразительно огромное, но хранящееся в малом. И её совсем не удивляло это. Её пленил свет — белый, тёплый, пушистый, словно поймал огромный солнечный зайчик и, покачивая на лапках, нёс куда-то высоко-высоко, к маме…

— Пять кубиков? Много. В ней весу-то… Введи три.

Иголка проломила сухой наст кожи, уверенно проникая между мышечных волокон, оставляя за собой кислый след.

Солнечный зайчик споткнулся на лестнице и выронил её из тёплых светлых лапок…

И Алиса открыла глаза навстречу тьме.

Инквизитор смотрел в упор, прицельно, выслеживая любое проявление жизни.

— Довольно! — скомандовал он и тут же поток жидкости в тело пересох.

Алиса стиснула зубы — лицо уже оживало и болезненно сводилось нервной дрожью. Всё тело скручивало припадком возвращения к жизни, а глубоко внутри снова стучало сердце — всплесками, взбрыкиванием, будто рыбка, выброшенная на берег…

Инквизитор несколько минут наблюдал за тем, как вздрагивает и выгибается тело прикованной девушки-йаха, а после повернулся к столу, за которым в молчании ждали результатов пятеро высших, и склонился, подтверждая, что можно продолжать.

Старец в одежде монаха, сидящий в углу на специально принесенном кресле, оторвал от лба ладонь, массирующую виски, взглянул на дрожащую девушку и спросил:

— Ты понимаешь, что так может продолжаться долго? Бесконечно долго.

Алиса не ответила.

Храмовник, стоящий возле, коротко ткнул в обнажённое тело острым серебрённым концом палки, стилизованной под распятье, — Алиса вскрикнула, вскидываясь от нового приступа боли и перевела безумный взгляд на старца.

— Понимаю, — хрипло выдохнула она.

Воздух проходил сквозь гортань, словно раскалённый песок. Уже давно, очень давно ей не давали воды, а тело пытали огнём и солью. И тело умирало. Но не могло уйти до конца, — умелые руки не позволяли, вовремя восстанавливая сердечный ритм и вгоняя по несколько капель влаги в пересыхающие сосуды.

Старец покачал головой, словно сокрушаясь всей глупости человеческого рода, воплощённой в девице, распятой перед ним на стене, и махнул ладонью сидящим рядом — не суетясь, но споро, судьи покинули комнату, оставив лишь неизвестного высшего и двух храмовников-воинов, служащих и палачами, и телохранителями.

Алиса опустила голову, скрывая дрожащий от страха взгляд. Она устала. Уже несколько дней продолжался бесконечный марафон одних и тех же вопросов и следующих за ответами мучений. Она уже словно благословению свыше радовалась передышкам, когда уставшие люди бывали вынуждены прерваться на несколько минут, чтобы выйти до туалета или посовещаться. В эти мгновения она молилась. Так, как когда-то учила сестра Пелагея — молча, без слов, одним сердцем стремясь к центру своего миропонимания. Однажды, — она знала, — этого центра сумеет достичь… Возможно, в свой последний миг. А осознание его с каждой молитвой становилось всё более твёрдым.

Ещё раз осмотрев девушку, старец покачал головой:

— Ты очень юный йах, нежить, может, потому так упорствуешь. Но, всё же, ты воспитывалась среди тех, кто несёт великую миссию, воспитывалась даже более, чем другие, ибо была талантлива, как о тебе отзываются… — Он нахмурился и спрятал глаза за ладонью, потирая пальцами виски. — Дождь, что ли будет наконец… Какая жара этим летом! Мир катится в пропасть, мир тянется к аду… Сложно удержать баланс…

Алиса не отзывалась. Она смотрела прямо, на распятого на противоположной стене, и, напоминая себе, что и тому пришлось пройти не меньше, упиралась взглядом в его взгляд, и тем сохраняла шаткое душевное равновесие.

Старик встряхнулся, нахмурившись, и заговорил резко: