Инга

— Чего, киданул ебарёк? Посидели, поплясали, а теперь ночевать ищешь?

Как пегая луна проплыло и встало перед глазами широкое лицо.

— Пусти, — злым шепотом сказала она, — пусти, а то я…

— А то, что?

— Пустили б девку, — вступил из другой машины невидимый шофер, — крутитесь тута, ментов на вас нет. Охо-хо… — и скрипя, окошко закрылось.

— Пусти! — Инга рванулась, подвертывая ногу и повисая на заломленной руке.

— Пу-усти-и-и, — проблеял обидчик, кривляясь.

— Стой, Пахота, — раздалось из-за спины. И с угрозой еще раз, — я сказал, ну?

Широкий неохотно отпустил руку. Второй подошел, загораживая Инге путь к отступлению.

— Ты с Лесного, что ли? Чего молчишь? Ты же Горчика баба, да?

— Я? — она непонимающе смотрела в темное, неразличимое лицо над широкими, обтянутыми футболкой плечами.

— Не я же, — ждал, разглядывая. И руки в карманах длинных светлых шортов.

— Нет, — ответила Инга, свирепо казнясь, ну вот же, могла бы просто кивнуть, да мол, баба, да Горчика. Так даже кивнуть соврамши и то не может.

— Нет? Ты ж Михайлова, да?

— Да, — крикнула с облегчением, — да, Михайлова, с Лесного.

Парень кивнул.

— А чего Серега в субботу не приехал? Были тут пара спортсменчиков, он их на раз сделал бы. Пролетел мимо бабок.

— Сюда?

— Ну да. Все лето мотался, а тут нету, я звонить уже хотел.

— Я скажу. Скажу ему. Я тут…

От ресторана раздался грозный крик. Петр мчался, размахивая ее сумкой, скалил зубы в темной бородке.

— А ну отошли от нее, мудилы!

— Чего? — сильно удивился парень в шортах, не вынимая рук из карманов, повернулся к подбегающему Петру, — тебе чего, дедушка? Давно за паклю не таскали?

Петр зарычал, кидая сумку и вздымая над головой сжатые кулаки.

— А-а-а, — радостно заревел сбоку толстый Пахота, — давай, я давай, Ром, щас я его!

— Нет! — Инга кинулась наперерез, выставляя руки в сторону тяжело прыгнувшего врага, — не надо!

— Пахота, остынь! — рявкнул тот, кого назвали Ромом. И толстяк неохотно остановился в метре от Инги, уже обхватившей Петра, что отталкивал ее, все еще замахиваясь кулаком.

Наступила короткая тишина, полная тяжелого дыхания.

— Нам пора, — сказала девочка сердитым и звонким голосом, — давно уже пора, я все жду-жду тут.

— Пора, так поехали, — угрюмо отозвался Петр и поднял сумку, настороженно глядя на парней. Пошел, крепко держа Ингину руку, к машине. Там сразу быстро заскрипело оконце, опускаясь.

— Не надо к этому! И к тому не надо тоже, — она дернула подбородком в сторону первого отказавшего ей водителя.

— Да? А к тем вот? — Петр потащил ее дальше, вдоль ряда автомобилей.

— Слышь, Михайлова, — окликнул ее Ром, — передай Сереге, пусть приезжает. Как обычно.

— Да. Да! — она почти упала в полутемный салон, дрожащими руками бросая рядом сумку. Нащупала руку Петра и, сжав, уложила к себе на колени.

— Черт, Инга, я тебя потерял. Как раз прощался с ребятами, тащили нас с тобой в Оленевку, ночевать, а я уперся, говорю, Инге нужно домой. Пришел, а там пусто. Я еще ждал, под туалетом, думал, ну, может ты там. Ирку отправил. Проверять.

— Ты меня искал? — она привалилась к вздрагивающему плечу, — испугался? Правда? Не верю.

— Не веришь, что искал? — обиделся Петр, и над ее головой провел рукой по курчавой бородке, пощипывая.

— Не-ет, что испугался. Не верю. Ты меня спас.

— Куда там. Сама справилась, чудодева. А что, знакомые твои?

— В первый раз вижу их.

Она закрыла глаза, прижимая его руку к груди. Господи, как хорошо, что едут, наконец, что не случилось драки, что бросили Вадю с Иркой, и Петр не пьяный, оказывается. Ну, совсем чуть-чуть. И она тоже от испуга совершенно протрезвела. Только очень хочется спать.

Она заснула, мягко валясь на его колени. И Петр, задремывая сам, время от времени смотрел, как фонари плывут, проводя светом по пухлым губам и смеженным векам, поправлял темные прядки на ее шее. С досадой пощипывал ухоженную бородку. Пакля… как сказал этот сопляк в шортах, давно за паклю не таскали, дедушка… тьфу ты.

Когда Инга проснулась, машина все еще ехала, ровно шипя колесами по тихому асфальту, и мерно вполголоса говорил свою песню мотор. А над серой водой медленно светлело небо, золотилось пышное облако, ловя сонные лучи не вставшего еще солнца.

Инга выпуталась из рук крепко спящего Петра, села, с мольбой глядя на светлую линию горизонта и сглатывая пересохшим ртом. Утро. Какой кошмар, уже утро, и Вива там, в доме, конечно, не спит, сидит, положив руки на колени, и слушает, когда же стукнет калитка. Отмотать бы время на час, всего на час обратно, чтоб еще было темно, а она уже подбегала к дому, тихонько вошла бы, и сказала, мы задержались, пожалуйста, ба, прости меня.

Ей казалось, пока ночь, даже опоздать на несколько часов не так ужасно, как возвращаться ранним утром.

А вдруг Вива спит? Вот было бы счастье.

Но покачиваясь и придерживая плечом спящего Петра, подумала мрачно, да где там, спит. Дай Бог, чтоб не пошла в милицию, звонить и искать.

У начала улицы Петр прижал ее к себе, но Инга вывернулась, испуганно глядя по сторонам.