Потом танцевали, смеясь и бережно обходя бегающих по залу детей, которых распаренные жарой родители втаскивали в зал, кормили и уводили обратно. Столики потихоньку заполнялись народом, и Инга радовалась, что они не поехали в саму Оленевку, остались тут, в туристической зоне, куда, рыча и пыля подкатывают автобусы: тут все такое цветное, разномастное и ее лиственное платье не кажется странным посреди дня.
Петр покачивал ее в танце, время от времени легко целовал в макушку, и это было — счастье…А еще ехать обратно, молча, в темной машине, лежать головой на его руке.
Он усадил ее за стол, смеясь сонно моргающим глазам. И ушел в туалет, заказав по пути кофе.
Скоро уходить. Инга села прямо, оперлась подбородком на руки и разглядывала зал, полный усталых от отдыха людей. Наслаждаясь тем, что она сейчас — часть их, будто приехала тоже, будто в отпуске, на курорте. Оказывается, это здорово — отдыхать вот так.
А вернулся Петр не один. И ее спокойное счастье, съеживаясь, уползло куда-то за локоть, потерялось, испуганное возгласами и громким смехом.
— Петруша, мужик! — орал лысый потный дядька, хлопая Петра по плечу и тряся в воздухе ладонью, — ничего себе, наплавал плечищи, я себе лапу чуть не отбил! Ты чего тут? Ты ж вроде на юбэка собирался пожить? Пасторали, то се, невинные пастушки среди кипарисов и елок? Ирка, зови подавалу, сейчас мы это дело отметим, ну кто б подумал-то, встретиться посреди диких скал, а?
Тут же стояла Ирка — длинная и плотная, как кухонный шкафчик-колонка, с непонятного цвета волосами, сползающими по широким плечам. Усмехнулась Петру и тут же перевела взгляд на Ингу.
— Познакомишь, Пит?
Подошла и уселась рядом, кладя на стол голый локоть, повернулась, разглядывая Ингу почти вплотную.
— Рыбки тушеной, кефалечка у вас, — распоряжался за ее спиной крикун, время от времени взвизгивая свои «петруши», — шампанского бутылку, надо встречу обмыть, а? И коньячку, крымского, а как же. Как это не будешь? Что значит, не будешь?
Голос его повышался, заглушая тихую музыку. И снова стихал, уходя в деловитое бормотание:
— Фруктиков, что там у вас. Хлебушка, а что насчет мяска? Ирка, ты будешь по-крестьянски мясо? Помнишь, мы тут жрали, вполне съедобельное. Ну давай, брат, садись, рассказывай. Помнишь, как во студенчестве присказка была — заходи, раздевайся, ложись, рассказывай!
И захохотал, все так же с подвизгиванием.
— Не обращай внимания, — сказала Ирка, закончив осмотр, и откидываясь на спинку, закрыла обведенные черной линией маленькие глаза, — Вадик — вечное трепло, как говоришь тебя зовут?
— Это Инга, — сказал над их головами Петр, уселся напротив, сдвигая на край стола пустые тарелки с недоеденным хлебом, — девушка Инга из поселка Лесного, под Судаком, и если ты, Вадя, будешь плоско шутить, я тебя на дуэль вызову.
— Хо-хо, — с готовностью согласился Вадя, бросил на стол крупные руки с белыми пальцами, — рискни здоровьем, подорванным портвешком. На чем будем драться? На вилках или на ложках?
— Драться не будем, — рассмеялся Петр, подхватывая шуточки, — я тебя сразу прирежу, пластмассовым ножичком.
Вадя нагнулся над столом, старательно вытягивая к Инге толстую шею, стал похож на большую нескладную черепаху.
— Не обращайте внимания, девушка Инга из поселка Лесного, этот бородатый тип всегда был пошляком. Не то, что я — скромник.
Инга скованно улыбнулась, с тоской глядя на бесчисленные, как ей показалось, тарелки, что ставил и ставил на стол официант.
— Вадя, не трогай девочку, — Петр посмотрел на часы и поднял бокал с шампанским, — ну за встречу, да нам пора уже.
— Как это пора? — загремел Вадя и воздвигся, обходя стол, навис, протягивая над Иркиным плечом руку, — а потанцевать девушек? Инга, разрешите…
— Обойдешься, — сказал Петр и, поманив девочку, подхватил ее, когда она выбралась, держа длинный подол вспотевшими пальцами, — я ее сам потанцую.
Топчась в центре зала и сжимая ей руку, проговорил вполголоса сокрушенно:
— Слушай. На часок еще придется остаться. Вадя мастерскими заведует в фонде, у него мое заявление лежит, полгода уже. Посидим, я немножко с ним выпью. И сразу машину возьмем, отсюда прямо. Приедем ночью, ну скажешь бабушке — сломались по дороге. Не поймет, что ли…
— Петр. Я не могу. Я же говорила. И ей обещала, к одиннадцати дома.
— Да ладно тебе. У меня судьба решается. Бабушка, я так понял, у тебя умница, ну хочешь, позвоним ей отсюда?
Инга подумала о телефоне в доме Ситниковых, тетя Валя будет стоять рядом и сторожить ухо, жарко слушая Вивины короткие слова.
— Не надо звонить. Но ты обещаешь, всего час?
— Конечно, Инга, девочка! Ну, не печалуйся. А хочешь, я бороду сбрею? Завтра же. Для тебя.
Она подняла к Петру лицо и засмеялась. Прижимаясь, поднялась на цыпочки:
— Я тебя люблю. И с бородой тоже. Ты как сам захочешь, так и сделай.
— Решено! Значит, сегодня — проводы бороды! Секретные…
Вадя, откидываясь от Ирки, захлопал одобрительно:
— Во! Приятно смотреть на счастливую пару! За это и выпьем!
Ирка снова загородила девочку от ресторана, будто загоняя в угол, подала ей бокал, внимательно глядя своими обведенными глазами: