Инга. Мир

На столе перед ним лежал все тот же хлам, в таком же беспорядке. Валялась блестящая босоножка с Нюхиной ноги. Через открытое окно слышны были ленивые голоса и щелканье бильярдных шаров под навесом за клумбами. И вдалеке бумкала музыка, с его дискотеки, которую он вдруг возненавидел, заливаясь краской горячего стыда и одновременно облегчения. Чтоб они скисли, чертова уголовщина. Он — культурный человек, тусуется в богемных кругах. Нахер ему эта дрянь — ножи, наколки, сроки. Это не его жизнь.

Осторожно водил глазами, расплывшись в мягком кресле. Распахнутая в коридор дверь. Неубранная койка вдоль стены. Никого. Только он и распахнутое в темноту окно. Абрек передвинулся к краю кресла, осторожно, будто кто-то мог его наказать. У стены лежала вторая блестящая туфля на платформе.

Он, наконец, поднялся, обошел стол. Постоял, вздрагивая и водя руками по шортам. И тихо открыв двери, оглядываясь, вышел в свет фонарей. Держась в тени, прошел к своему бунгало, нарядному, с цветными витражиками в окошках. Зайдя, заперся, обошел комнаты, проверяя щеколды на сетчатых окнах, скинул шлепанцы и прошел в спальню, свалился на роскошную широкую постель, сминая толстой спиной кокетливые подушки. Вытащил мобильник.

— Дашенька? Я сегодня болею, золотко. Скажи Лехе, пусть займется гостями, танцы-шманцы там, кабачок. Завтра я им экскурсию. Угу. Мне? Коньяку? Нет. Спать лег.

Закрыл глаза рукой, кидая на простыню ноги. Устал. Не мальчик уже. Да пошла она, со своими закидонами. Не хватало еще из-за сумасшедшей девки портить себе жизнь. Этот урод мог и зарезать…

Урод мчался через невысокие дюны, рядом с Олегой, который тащил голую Нюху. Та сперва упиралась, отталкивая, но Горчик, догнав ребят, поднял руку, блеснув зажатой бутылкой.

— Взял.

И тогда она засмеялась и, схватив мальчика за пальцы, сама помчалась вперед, легко перепрыгивая через колючие клубки песчаной травы.

Бежали наискось, мимо каких-то скамеек, мимо пары домиков, приткнувшихся на песке, мимо будки спасателей на территории заброшенного пансионата, и, проскочив свет нескольких фонарей, остановились у старого пирса, уходящего в ночную воду черным языком.

Нюха приплясывала, смеясь и вскидывая длинные ноги. Дернула свою руку и Олега отпустил, встал, глядя исподлобья, смутно видимый в далеком рассеянном свете. Рядом быстро дышал Горчик, вглядываясь в заднюю темноту, исчирканную светом редких фонарей. Отдышавшись, сказал с удивлением:

— Не бегут. За нами.

— Неа, — легко отозвалась Нюха, обходя Олегу и обнимая его, уложила на плечо подбородок, — он поганая жирная свинья, он боится. Тебя боится, герой. Ах, как ты за горло его! Тебя как зовут?

Олега дернул плечами, резко отошел. Нюха снова подбежала, ловя его руки.

— Ты мой котик. Прибежал спасать бедную Анечку. Хороший мальчик, дрался с Анечкой, да? Чтоб водку не пила больше. А друг твой… тебя как зовут, друг?

— Сергей, — ответил Горчик, застегивая расхристанную рубашку.

— Се-ре-ожа, — протянула Нюха, отпустила Олегу и шагнула к нему, встала вплотную, — а вот Сережа понял, чего надо девочке Ню, он хороший, чудесный. За это получит от девочки Ню сладких подарков.

— Нюха, прекрати, — с мукой в голосе сказал Олега, — ну, хватит.

— Стыдно тебе? — весело удивилась Нюха, — а знай, кого полез спасать. Я котик мой, совсем не по тебе девочка. Ты правильный мамин мальчик. Как ты с ней — мо-ом, я тебя люблю… Это не стыдно. А со мной стыдно, да? Да?

Горчик сел на песок, держа на колене прихваченную бутылку. Сказал с ласковой угрозой:

— Заткнись, краля.

— Эй, — отозвался Олега, суя руки в карманы и задирая подбородок.

— Угу, — по-прежнему с угрозой согласился Горчик, — именно заткнись, Ингу не трогай дурным своим языком.

Нюха встала над ним, упирая руки в бока и выставив длинную ногу.

— Да ты…

— Водку будешь? — будничным тоном прервал Горчик скандальный голос. И она, тут же остывая, кивнула:

— Давай.

— Козел, — внятно проговорил Олега.

Горчик похлопал рукой по песку.

— Не рвись. Сядь, я скажу. Ну? Нам идти уже надо, Гордей ждет.

Олега, помявшись, сел поодаль, Нюха, что-то мурлыкая, уселась по другую сторону от Горчика, привстала, ойкая. Тот через голову стянул рубаху, кидая к ее бедрам:

— Подстели, а то наберешь песка.

И когда она устроилась, спросил, подавая откупоренную бутылку:

— Щас сколько надо тебе?

— Два, — ответила Нюха между глотками, отдышалась, вытирая слезы, — ухх, два глотка. Через полчаса еще два. И так до утра, тогда точно не вспомню.

— Угу. Давай, — отобрал бутылку и снова заткнул пробкой.

Поворачиваясь к мальчику и одновременно прислушиваясь к тому, что происходило далеко, за их спинами, заговорил негромко:

— Ты сам сказал. Мне. Она была на таблетках.

— Не хочу таблеток, — ясным голосом согласилась Нюха.

— А потом сказал, какая под водкой. Другая. Так? Дай девке выйти нормально, не дергай ее. Утром все по-другому будет, так?

— Леха сказал, они Олежку убьют. Приедут ночью, в долину, все там раздавят байками своими. Палатки пожгут. А его изуродуют. Абрек не станет, он трус. А Леха может. Я потому ушла с ними. Чтоб не трогали.