Инга. Мир

Потом, когда за ней приехали, сперва Леха, и он приезжал еще раз, выследил, когда одна бродила по степи и медленно, гудя и постукивая членистой лапой по оттпыренному надкрылью, невнятно, но ясно объяснил ей, что именно сделают они с Олегой, она согласилась сама. И утром вылезла из палатки, поцеловав спящего Олегу между лопаток, забрала рюкзак и, поднявшись наверх далеко в стороне от сторожевой палатки, ушла им навстречу. Он сказал, ей нужно просто отдать долг, расплатиться. После этого иди девочка Ню, куда захочешь, все равно надоела, а сезон подходит к концу.

… Хорошо бы Абрек налил ей еще. Тогда к ощущению силы прибавится режущая ясность в голове. И если она удержится и не выпьет третьей отмеренной дозы, то сумеет сделать то, что решила. Убьет его. А после, наконец, утопится. Хорошо бы закрытыми глазами увидеть течения, пусть тело вынесет далеко отсюда. Или сделать так, чтоб не вынесло вовсе. Сейчас она еще не знает, как. Но впереди ночь и водка. Нужно сделать так, чтоб он правильно ее поил. Для нее правильно.

Но Абрек, усмехнувшись, убрал бутылку.

Тогда Нюха встала, потягиваясь и расстегивая пуговицу шортов. Зацепила пальцами поясок и стала, извиваясь, как змейка, выползать из них.

— Хочешь? — промурлыкала, — так хочешь, что даже не будет сегодня танцев, да? Начнем прямо сейчас, мальчик Абрикос?

— Ну, ну, — Абрек выставил широкую ладонь с короткими пальцами, — успеется, лапа. Я тебе говорил про гостей? Скоро будут. А пока посиди, а хочешь, станцуй мне.

Он захохотал, будто пошутил ярко и метко.

— Приватный, а? Мне, приватный. Типа мы с тобой, в первый раз типа! На столе, Ню, подергайся.

На территории небольшого пансионата было сравнительно тихо. Далекая музыка и шум голосов ложились поверх близкой тишины прозрачной пленкой. Иногда под навесами ресторанчика всплескивала музыка, стук шаров и громкие разговоры. И снова тихо. Серега слышал, как рядом, касаясь его плечом, неровно дышит мальчик, чья девочка в раме желтого окна, с небрежной кинутой наискось занавеской, была видна в полный рост, лишь половину лица отсекал верхний черный край рамы.

Окно было закрыто. Но видимо, открыто другое, за углом, потому что девичий и мужской голоса говорили что-то, сливая слова в невнятные фразы, состоящие лишь из интонаций. И Серега поежился, слушая, не ожидаемо расслабленный и понукающий мужской голос. А — женский, ясный и вкрадчивый, будто хозяйке его далеко за тридцать и все эти тридцать жизнь умудряла и травила ее своей низкой циничной мудростью.

Длинное очень красивое тело, иногда локти или опущенные руки, что снова улетали вверх, к волосам, чтобы поднять их, обнажая шею — последнее, что было скрыто, пышными, мелко витыми волосами. И когда копна, переливаясь и увертываясь, подхватывалась ладонями, показывая тонкий рисунок шеи, дыхание мальчика умолкало вовсе. Горчик понимал, почему.

Ее можно нарисовать. Вот так. Одним медленным росчерком, жирной блестящей линией. Фломастер. Чтоб… блестело и липло к пальцам…

Голос слышался снова, такой раздражающе ясный, и одновременно невнятный.

…Дразнит. Она его дразнит. Незачем понимать слова, и так все понятно. Загар красивый какой…

По бедру пробежал длинный блик, тело повертывалось. И Горчик в растянутом времени, в котором нужно было пока молчать и ждать, успел подумать — тело. Не фигура и не Нюха Олеги. Тело. С плоским животом и светлым треугольником лобка, сходящимся в четкую черточку тени, где смыкались ноги. Пока еще смыкались.

Мысль рассеклась странным звуком, близким. Толкнулось рядом плечо.

— С-с… — проговорил Олега, уже откачиваясь и начиная движение, а Горчик одновременно с ним начал свое, — с-скотина… убью…

Успел вклещиться в локоть и, подбивая ногой Олегово колено, вывернул к себе, нагнулся над запрокинутым бешеным лицом, затеняя его — желтое от света из окна, своей черной тенью.

— Заткнись, — прошипел в ответ, захватывая жесткой рукой растрепанные волосы и удерживая парня, как был — на коленях, с запрокинутым лицом. Пока тот не стал вырываться, нагнулся, прислоняясь к уху. Заговорил, мерно дергая плененные волосы:

— Все… просрешь… кретин… у него тут… шестерки. Кругом. Понял?

Сам кивнул головой Олеги, и в серых глазах мальчика блеснуло. Он втянул воздух сквозь зубы, ответил злым шепотом:

— Все. Пусти.

Горчик убрал руку. Поднялся, держа Олегу за плечо. И не давая ему повернуться к окну, где перебрасывались ленивыми словами, играя друг с другом, и вдруг она засмеялась… — заговорил в ухо:

— Окно там, открыто. Нужно пройти чисто, чтоб никто. В дом прямо. В дверь. Там вроде нет. Кроме них. Понял? Берешь Нюху, сразу. Я мужика.

— Ты?

Горчик нетерпеливо кивнул, отметая удивление в вопросе, и повторил с нажимом:

— Я — его. Пока я, ты ее в это окно, сюда. Как пришли. Моцик кинь. Бегите сразу, в дюны. И в воду. Под причал.