Infernal

Помолчав минуту, Адель вернулась к рассказу об официантке, добавив, что когда-то она переехала из Мордовии и училась в гуманитарном институте на историка или филолога – отсюда нездоровый интерес к литературным блужданиям поэтессы. В институте Илона не удержалась, любила попадать в дурные истории и дурные компании (она сама пояснила причину). Умудрилась даже отсидеть в КПЗ по обвинению в мошенничестве. Схема проста – она знакомилась с иностранцами по Интернету и соблазняла их, обещая совместный отдых на море и скорую взаимность, но просила, буквально, умоляла выслать немного денег на билет, на материальную поддержку, прикидывалась бедной овечкой. Некоторые чудаки верили и велись на развод мордовской красавицы, высылая наличные или пополняя её счет, но Илона теряла контакты и оставляла недотёп с носом. Думала, далеко лететь, не догонят. Не рассчитала. Один уязвлённый и особенно педантичный немец заявил, куда следует. Подключился Интерпол, и на неё вышли, но не нашли ни денег, ни контактов. Авантюристка всё успела подчистить.

Лиза гордилась криминальным талантом Илоны, но сама не решалась на подобные развлечения, будучи гораздо порядочней и добрее. К тому времени репутация Илоны промокла насквозь, и она подалась туда, о чём Адель умалчивает. Про подаренный мне ветхий папирус Адель не слышала или притворялась, зная её коварство, но и не просила почитать, что весьма странно, ведь она до мозга костей литераторша, и полистать раритетные издания для неё в порядке вещей. Я же уверялся в одном: ведьма знает, о чём там речь, и перечитывать по сто раз известные факты ей ни к чему. Она и не пересказывала её содержание, будто намекая – узнаешь сам и ответишь на все вопросы.

Вырванные страницы смущали. От них избавились специально, чтоб я кое о чём не догадывался. Восхитительная любимая позаботилась обо всём…

Пока мы возвращались, я не читал книжицу, но несколько раз доставал её из кармана и трепал, перелистывая. Книжка нервировала меня, требуя пробежаться по страницам. Дорожная тряска и свидетели отвлекали. В свободной от чужих людей обстановке я изучу её, а пока отложу раскрытие тайны.

Путь назад пролетел быстрее, как бывает чаще всего. Адель попросила высадить её на Новодевичьей набережной. Первая исчезает, значит, платить снова мне. Что ж, за бесценные сведения денег не жалко.

– Хочешь заехать ко мне? – спросила она, держась за дверную ручку.

– К тебе?

– Ты не представляешь, как мне тяжело.

– Ты сама сказала, что я в трауре.

– Неужели?

– Адель! От нашего общения ты не получишь удовольствия, как не получу его я. Если только мне придётся тебя избить, как тогда, чтоб твоя душенька осталась довольна?

– Хочешь повторить?

– В другой раз.

– Следующего раза не будет, – грозно протараторила поэтесса и громко хлопнула дверкой.

Я не смотрел ей вслед, зная, что она всегда появится, если захочет. Одинокая кошка бродит сама по себе, но иногда вспоминает о тех, кто может её приласкать, накормить и избить. Как в моём случае. Адель жаждала избиения, но играть в садо-мазо я не привык. Если кого и бить, то по-настоящему, как в тот злополучный час. Никаких игрушек! По-взрослому! Как она не понимает, что я чуть не убил её? Как не понимал я, что она жаждала этого, и в том её самое сокровенное желание. Разгребать её дерьмо не входило в планы, и я указал таксисту, чтоб мы проваливали отсюда.

Книжица чесала кожу сквозь брюки. Чесались и пальцы, чтоб её просмотреть. Когда я оказался в абсолютном покое, усевшись за письменный стол, достал её и раскрыл. Сложно в ней разобраться. Трактат написан на английском, но я кое-что разбирал, раз когда-то по настоянию моей лингвистически одарённой матушки увлекался переводами.

Текст читался тяжело. Некоторые абзацы приходилось перечитывать, некоторые оставлять. Не выходило исчерпывающего смысла, но нить повествования не терялась. Основной лейтмотив я улавливал. То, что нужно, чего я не знал, но в глубине души догадывался. Через час я осилил её целиком. Перевёл и составил полное мнение за вычетом выдранных страниц. Книжица составляла около двадцати листов, как памятка, как шпаргалка, легко умещаясь в ладони. Записав кое-что на черновик, сложил переведённые части, и теперь страшный смысл прочитанного виднелся особенно отчётливо.