Когда они пришли к нему домой, Егор усадил девочку в кухне, а сам ушел, пообещав вскоре вернуться. Он направился к Степанычу — надо было и там все привести в порядок. Старика он нашел в саду, тот привалился к стене дома, усевшись на скамейку, а рядом с ним лежала истлевшая папироса. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что пульс старику мерить необязательно. Он был мертв. Кристину он нашел в доме на кровати. Женщина дышала тяжело, урывками и была без сознания. Все говорило за то, что вскорости она присоединится к другим жертвам заболевания. Егор вышел во двор, выкопал яму и, завернув тело Павла Степановича в простыню, положил его в место последнего пристанища. Вернувшись в дом, он увидел, что Кристина очнулась, но, вероятно, это было улучшением перед смертью. Она оглядывалась по сторонам, словно не понимая, где находится. Затем все тело ее скрутило судорогой, голова запрокинулась и с последним хрипом из легких вышел весь воздух. На кровати покоились теперь лишь останки, в которых не было жизни. Егор на руках вынес ставшее вдруг чудовищно тяжелым тело Кристины и опустил его в могилу к отцу. Забросав тела землей, он долго стоял, не двигаясь с места, опершись на воткнутую в землю лопату. Лишь заметив, что тени стали значительно длиннее, Егор направился домой. Теперь у него практически не было сомнений в том, что живых в деревне больше не осталось, а, если таковые и были, то они доживали свои последние часы. В голове у него созрел план. Уходить он решил еще вчера, но его останавливало желание сделать то последнее, что он мог для людей, рядом с которыми он жил все это время. Однако в одиночку он мог бы до зимы трудиться над преданием всех тел земле. Напрашивался другой выход, приблизивший бы момент ухода.
Даша сидела на том же стуле в кухне, где он ее оставил. Егор уселся на стул, посадил девочку на колени, прижал к себе и долго-долго гладил ее по волосам. В глазах у него стояли слезы. Смахнув их рукой, он повернул ребенка лицом к себе и посмотрел внимательно прямо в глаза.
— Даша…
Ребенок непонимающим взглядом уставился на него, и от этого взгляда хотелось уже не просто плакать, а биться в истерике, упасть на пол и кричать до потери голоса («а лучше пульса» — шепнул ему кто-то засевший у него в сознании). Однако он усилием воли взял себя в руки.
— Даша, мы скоро уйдем. Завтра утром. Зайдем к тебе домой, возьмем вещи, которые могут тебе понадобиться, а потом уйдем.
— Далеко? — у девочки в глазах не было любопытства, вопрос она задавала с детским безразличием.
— Не знаю, милая. Скорее всего, далеко. Очень далеко.
— А как же мама? — в голосе ребенка снова послышались плаксивые нотки.
— Мама уехала. Мы тоже туда пойдем. А может, поедем. Она нас будет ждать…
— Правда? — никакого энтузиазма во взгляде, лишь холодная отстраненность.
— Честное слово, солнышко. Обещаю тебе.
— Ну тогда пойдемте… — вяло кивнул ребенок, потерев глазки кулачками и зевнув.
— Ты иди, ложись. Выспись, как следует.
— Не пойду.
— Почему, Дашенька?
— Я боюсь, — ребенок снова готов был заплакать.
— Чего ты боишься?
— Боюсь, что проснусь, а вас рядом нет. Боюсь, что вы уйдете без меня. Как мама.
— Я тебе обещаю, милая, что никуда без тебя не уйду. Если меня рядом не увидишь, когда проснешься, значит, я просто ушел по делам. Я обязательно вернусь, обещаю тебе. Вернусь, и мы уйдем вместе.
— Ну хорошо, — со свойственным ребенку простодушием кивнула девочка и слезла с его колен. — Тогда я пойду, посплю. Мама говорит, что хорошие дети должны ложиться спать пораньше, а не сидеть допоздна.
«Говорила» едва не вырвалось у Егора, но он вспомнил, что говорит с маленьким ребенком, да еще и с немного заторможенным ребенком. Даша поднялась по ступенькам на второй этаж и улеглась на его кровати. Он проверил, удобно ли ей, а затем спустился и вышел во двор. Теперь надо было начинать действовать. Егор направился по улице, заходя в дома, и, где находил бензин или еще какие-либо горючие жидкости, разливал их в домах, а остатки выплескивал на улице. Несколько дней стояла удушающая летняя жара, и весь мир, казалось, был иссушен зноем. Это значило, что гореть будет славно даже без бензина, керосина или солярки. А при наличии таковых — еще лучше. Уже стемнело, когда Егор с полной канистрой в руках вернулся домой. Тихо прокравшись наверх, он увидел, что Даша спокойно спит. Это было главное — если бы ребенка мучили кошмары, было бы сложнее. Сам он улегся в соседней комнате и долго прислушивался, не заплачет ли девочка за стенкой, пока его самого не сморил сон.