In the Deep

– Это корабли, Аска. На видеолокаторе появилась наконец обработанная картинка, и ее содержимое выглядело поистине жутко: это были самые настоящие корабли-призраки. Древние, покрытые наростами выродившегося живого металла, с опухолями и коростой, – так бывает, когда умирает ВИ корабля, и обшивка размножается сама по себе. Десятки суден плыли по инерции, без двигателей, а значит – они не светились в матричном диапазоне, потому я и не признала в них кораблей. Тяжелый крейсер шел двумя почти независимыми частями, его нос и корма держались вместе на какой-то паутине, а вокруг плыли с той же скоростью обломки – им, наверное, просто скучно было разлетаться. Я металась взглядом от экрана к экрану, и на всех видела изуродованные временем и старостью бриги, корветы и фрегаты. На мониторе радиоперехвата выводились данные, но результирующие помехи искажали их так, как будто кашляющие старики целого дурдома пытались произнести свои имена. Причем все и разом.

– Мерзость, – с чувством произнес Нагиса. – Попробую расшифровать, что в этой передаче.

– Пробуй, – сказала я. – Подвинься. Нагиса съехал по ложементу к панели обработки сигналов и принялся там копаться, а я активировала полный функционал и запустила пятерню в волосы: мне это все не нравилось.

– Здесь что-то не так, Каору.

– Хм?

– Здесь что-то охрененно не так. Смотри сюда. Я отмасштабировала изображение: опухоли и наплывы органической брони, уродующие нос корабля, омертвели, в них уже не угадывалось той маслянистой жизни, которой сияет по-настоящему живой корабль.

Белые брови удивленно поползли вверх, а значит, на Вердане штурманы изучали материаловедение.

– Это что, петрификация?

– Она самая.

– Двести сорок лет, как минимум, что ли?

– Это если корабли обшивали самым дешевым дерьмом. А это – не дерьмо. Я смотрела во все глаза на эскадру мертвецов. Сидящие в засаде каптайновцы тоже наконец оживились: мол, ни хера себе, срань господня, – и все в таком ключе.

– Это бред, Аска, – грустно сказал Каору. – Какие еще три сотни лет? Фрегаты вон того типа ввели в производство полвека назад, ну, чуть больше. Мы помолчали, глядя друг на друга, а потом Нагиса протянул руку, но я успела раньше. Экраны побледнели и стали серыми, пульсирующие струны нашего мира словно бы выплыли наружу, и притухли искры звезд.

Я нашла взглядом мертвый флот и ощутила себя обманутым ребенком: в режиме изнаночной навигации ничего не изменилось. А я так надеялась на пусть и страшное, но понятное объяснение – не червоточина, так хотя бы ее остаточной след за кораблями, которых унесло на ту сторону изнанки. Ни-че-го. То есть, вообще. Я прекратила сверлить взглядом Каору и посмотрела на экран радиоперехвата: там как раз закончилась обработка первых данных.

Приборы «Сегоки» теперь определяли белый шум, идущий от эскадры мертвечины, как метки и опознавательные сигналы. И первый же пункт был чудо как хорош: /"Фрегат «Мирабель». Реестровый номер – прочерк.

Собственность «Ост-Каптайнише Мануфактурен""/.

– Из пункта «А» в пункт «Б», – тихо сказал Нагиса, который обернулся, чтобы проследить мой взгляд. – Три сотни лет. Я молчала. Ну не поддерживать же игру в очевидности, правда? Три сотни лет, которые для всех, кроме этого флота, прошли как сорок три часа. Без червоточин и прочих страшных объяснений.

– У нас тут движение, – объявил Каору. Замерший было флот «наших» из «Алмеха» пришел в действие. Корабли корпорации выпустили вперед орду дронов и на полной скорости ринулись в атакующие маневры. Я бы сказала, что это набег на кладбище, но, признаться, понимала капитанов, которые приняли такое решение. Фронтир – он ведь неглуп, хоть и суеверен. А философия такого суеверия ковалась годами работы в аду, заднице и полной неизвестности: если что-то тебя испугало – убей, пока можешь. Первое же ракетное попадание раскрошило головной корабль – он просто взорвался изнутри, поджимаемый каким-то белым паром, треснул и вспух облаком мелкого крошева. Ракеты с кластерными боеголовками мгновенно превратили в решето два других корабля, потом рванули еще два, а до остальных добрались дроны. Флот «Алмеха» окружал своих постаревших и умерших врагов и просто смотрел, как мелкие многоногие пауки разносят окаменевшие суда в щепу. И тут нас нагнал сигнал бедствия. Обезумевшие от старости суда хрипло кричали в эфир о своей гибели, и это было невыносимо. Каору зажмурился и на ощупь нашел нужный ярлык. Звук из динамиков прекратился, но на графиках колебаний продолжал биться скрежещущий нечеловеческий визг умирающих монстров.