In the Deep

или ты сидишь в отчаянии, и тогда ты все равно что уже умерла, или ищешь выход. Мыслить категориями «все там будем» я как-то не привыкла. То есть, наоборот, привыкла: работа у меня была такая. Но одно дело подозревать, другое – знать. Конечно, жаль, что камера одиночная, вместе можно и спеть что-нибудь, и вообще, много чего интересного можно сделать в ночь перед казнью, когда ты не одна. Говорят, вместе и умирать веселее.

Врут, конечно, но попробовать было бы интересно. /"Ты самая лучшая, доченька"/. Конечно, лучшая, думала я, усаживаясь из третьей позы бифудху сразу в пятую. Неужели я сама не справлюсь со своей смертью?

Справлюсь, мама, обязательно справлюсь. Лет эдак через триста. А теперь отстань и дай мне подумать. Казнь в изнанке – это не очень гуманно и, строго говоря, запрещено. Теоретически это как раз своеобразное испытание, с вполне конкретным шансом на выживание, однако практически… Практически же ни один человек, брошенный в «Куб», еще не выходил оттуда живьем.

Несколько раз возвращались седые тела, пару раз – фрагменты, но все больше изнанка не разжимала челюстей. Я в свое время смотрела записи таких казней, то еще зрелище. Картинка там часто пропадает, но все равно на фронтире попасть к трансляционному экрану, приобщиться, так сказать – вопрос чести, хоть это и безумно дорогое шоу. Оно на ура отбивает энергозатраты и дает неплохую прибыль. /"И это все при том, что часто зритель даже не понимает, в какой момент обреченный прекращает блуждать по кошмарам шести измерений и //наконец //умирает"/. Сюжет там такой: берем галлюциногенов, время от времени бьем себя по голове, одновременно смотрим по перевернутому головизору, как пилой режут человека, а потом сверху заливаем сурианского пива.

Литра четыре. Как это выглядит с точки зрения обреченного – никто не знает. Но не страшно: выясню завтра. То есть, что это я? Как раз страшновато. Страшноватенько так. Я плюнула на медитацию, свободно скрестила ноги и облокотилась на стенку. Итоги размышлений выглядели примерно так: бегство в процессе конвоирования к «Кубу» – самый вероятный шанс. Попытка прорваться сквозь изнанку к выходу – не вариант в принципе, хоть у меня и есть опыт пилота сингл-класса. Голяком и на корабле – все же разные вещи. Я сосредоточилась на главном плане и принялась его развивать.

Почти наверняка казнь преступников нашего уровня обставят с помпой, так что народ будет. Где народ – там заложники, главное прорваться к людям повлиятельнее, которыми не рискнут сходу жертвовать. Вот только одно «но». И это самое «но» зовут Синдзи. Чертов обормот не прорвется, при всем своем везении. Побег – это мастерство хаоса, и удача там нужна, но все же мастерство – ключевое слово. С другой стороны, а что мне Синдзи? Он втянул меня в эту кашу, втянул с самого начала, с той проклятой системы красного гиганта. Вот пусть и выкручивается сам. /"Он помог тебе справиться с Хикари"/. Да, ладно, помог. Если бы ему не понадобилась доктор Ибуки, мне бы вообще не пришлось встречаться с Гончей. /"Он дал тебе новый смысл жизни"/. Хах, попутно отобрав старый. /"Старый ты забрала //у себя //сама»./ /…/ /"Засомневалась. Заколебалась. Начала считать трупы"/. Слушай, мама… Почему бы тебе не заткнуться?! Кровавая пелена рассеивалась перед глазами, я стояла на коленях, правую руку простреливало болью, а кулак прилип к стене. Дура. Аска, ты дура. Я потерла руку, поражаясь бездне своей непроходимости, и легла.

Так-то оно лучше будет. После отказа от последнего желания я могу до самой казни жить спокойно, продумывать план, надеяться и всячески себя обманывать. /"Ты опять?"/. Да, я опять. Мне все равно, что я сейчас думаю – завтра будет завтра, и если смогу, я свою жизнь выгрызу. И хватит. Входная стена засветилась, в ней словно взрезали прямоугольник, и внутрь кубарем вкатился Синдзи. Я подобралась, присмотрелась к охраннику, но стена заросла слишком уж быстро. Раздраженно взглянув на обормота, который едва не приземлился мне на колени, я поинтересовалась:

– Ну и какого черта ты здесь? Синдзи посопел, отполз в угол. В силу габаритов камеры это у него получилось так себе. Вопрос был слегка риторическим: очевидно же, что он просто не стал отказываться от последнего желания, как некоторые. И хватило же наглости.

– Я п-подумал, что вместе умирать веселее. Как мило. А еще – это мои собственные мысли минутной давности. Бесит.

– Сидел бы у себя и думал. Если ты помнишь, казнят нас вместе.

– П-помню. Я вздохнула:

– Так ты зачем приперся?

– Так это… В-веселее же.

– Ну и как? – спросила я после паузы. – Чувствуешь подъем и радость? Синдзи промолчал. Ну прости, не оправдала. Зато хотя бы я и впрямь развлекусь.

– И что будем делать? Он или придурок, который решил, что перед казнью бывает крутой секс, или сентиментальный дурачок, или просто трусит, и ему нужна мамочка.

– Обсудим п-план бегства? Я хмыкнула и, поддавшись чертикам, треплющим меня изнутри, расхохоталась.