Инь, янь и всякая дрянь

– Честное слово, не помню, – наконец протянул он. – Кажется, это какая-то премия. Вроде английская королева в шестьдесят первом мне ее всучила. Или американский президент в семидесятом? Неинтересно. Засуньте уродину, душенька, куда-нибудь в угол и дайте мне чем орехи поколоть…

Крейгу на самом деле было все равно, во что одеваться, и уж меньше всего на свете его волновало, какое впечатление он производит на окружающих. А Рязанцева, очевидно, стеснялась нищеты, пыталась замаскировать ее.

Старый засаленный диван был покрыт дешевым китайским пледом с изображением тигра, на креслах лежали самовязаные накидки, и точь-в-точь такая же, выполненная крючком из катушечных ниток скатерть свисала со стола, в центре которого стояла пластиковая ваза с искусственными цветами. На стенах были развешаны картины с изображением детей и котят (подобные шедевры в большом количестве за копейки продают у метро). На подоконнике громоздились горшки, тщательно обернутые в фольгу, из них торчали буйно цветущие герани. Телевизор был очень старым, одним из первых советских цветных, и его никак нельзя было облагородить: ни прикрыть пледом, ни завернуть в блестящую бумагу.

– Тише, тише… – бубнила я, пытаясь успокоить Рязанцеву, – все будет хорошо…

– У тебя есть дети? – глухо, уткнувшись носом в подушку, спросила Татьяна.

– Нет, – честно ответила я.

– Тогда ты не поймешь, – простонала хозяйка и села. – Я на своем горбу Свету тащила, последнее отдавала, себе ничего, все ей. И что вышло?

Рязанцева вдруг стала рассказывать о своей жизни. Я понимала, что несчастная находится в истерическом состоянии, ей очень плохо, настолько, что она готова выложить все беды незнакомой женщине. А может, у Татьяны просто нет знакомых, готовых выслушать ее и посочувствовать, пусть даже только на словах. Мне оставалось тихо сидеть и кивать, слушая рассказ…

Таня родила Свету неизвестно от кого. Пошла с подружками на танцы, хлебнула водки, которой девушек угостили парни с дискотеки, и дальнейшее осознавала смутно. Утром Рязанцева очнулась в своей квартире, не помнила даже, как попала домой. На кухне у некурящей Тани обнаружились блюдце с «бычками» и пара пустых бутылок, в ванной на полу валялись полотенца, а из коробочки, открыто стоявшей на тумбочке, пропали деньги и немудреные золотые украшения.

Рязанцевой было стыдно, она никому и словом не обмолвилась о том, что ее обокрал неизвестный кавалер. А через девять месяцев родилась Светлана.

Почему Таня не сделала аборт? Побоялась боли, не нашла денег на наркоз, понадеялась, что случится волшебство и все устаканится само собой, появится добрая фея, разрулит ситуацию. Не надо с ухмылкой пожимать плечами, девушке тогда едва исполнилось двадцать лет. И она не оставила младенца в родильном доме, хотя старенькая врачиха долго уговаривала ее.

– Одумайся! У тебя нет родных, ты получаешь копейки… О каком воспитании ребенка может идти речь? Лучше подпиши отказ. Девочка окажется в обеспеченной бездетной семье, получит все, да и тебе заплатят, есть у меня кандидаты на роль родителей.

– У меня им дочку не купить! – гордо ответила Таня.

– Ох, намаешься с девкой, – сменила тактику докторша. – Помяни мое слово, непростая она! Я сразу детей вижу, опыт у меня громадный!

– Уж какая есть, – не сдалась Рязанцева.

Светочка прошла весь путь ребенка одинокой мамы: ясли, куда ее отдала Татьяна в три месяца, детский садик-пятидневку, продленку в школе. Уделом девочки стали ключ на шнурке, висевший на шее, холодная картошка на сковородке, двойки и тройки в дневнике. И мать, вечно замороченная работой, пытающаяся отложить немного денег на летний отдых. На июнь и июль мама отправляла Свету в деревню к дальней родственнице, а десять дней в августе Татьяна посвящала дочери, и, как правило, они без конца ругались. Татьяна пыталась за короткий срок воспитать девочку, а Свете, привыкшей к свободе, очень не нравилось ее рвение.

Глава 31

– А что я могла поделать? – горько говорила сейчас Рязанцева. – Сама понимала: упускаю девку, но выхода не было! Работу не бросишь – на какие шиши тогда жить? Няньку не наймешь – где деньги взять? Понадеялась на школу, а там учителя злые, задолбали девочку замечаниями. Ну да, она нервная, собой не всегда владела, могла наорать. Один раз в одноклассницу стулом швырнула, нос ей сломала. Такой вопль поднялся! Никто не стал разбираться. Конечно, та, что с разбитым носом, из хорошей семьи да отличница, а Рязанцева беспризорщина и нищая… Да только «хорошая» девочка мою дразнила, шпыняла, вот Светка и вскипела. Сто раз я ей внушала: «Не затевай драку, заплачь и пожалуйся директору, вот тогда тебя пожалеют. А ты обидчиков по морде хлещешь и получаешься сама плохая».

…В четырнадцать лет Света сильно изменилась. Она взялась за ум и сказала классной руководительнице:

– Поступлю в институт непременно.

– Куда тебе… – скривилась местная «Макаренко». – Лучше получи профессию, скажем, маникюрши. Там зарплата плюс чаевые, хорошая работа. Диплом нужен другим детям, тебе-то он зачем…