In carne

Стрелин кивнул. Но перебивать не стал. Мужик продолжал:

— Выехали за городскую окраину, она и говорит. Ты, мол, Петер, не уезжай пока с виллы. Надо одно дельце решить. Спрашиваю — какое еще дельце? А такое. Дескать ты — прямой потомок одного человека, который кое-что начал, да так и не закончил. И без меня, Петера Мужика, весь этот бардак не разнести. Нет, в других словах, но суть та самая. Я — какой еще бардак? А она мне давай историю Янтарной комнаты рассказывать. Вашей, из пушкинского дворца, той, что в войну пропала. Будто я сам не знаю. Круто? Ну, я не перебиваю. Пытаюсь уловить, к чему это все? А она про комнату закончила, притормозить попросила. Мы уж почти до ворот доехали. Говорит, это еще не все. Закончим, тогда и поедем. Я согласился. А что делать? Короче, Саш. Оказывается, в этой Янтарной комнате кто-то живет. И не дай Бог его оттуда выпустить. Кто? Вопрос, конечно, хороший. Зло, говорит. Ха! Но главное… Комната вовсе не пропала навеки. Мол, она сейчас в Аргентине. В тридцати милях от Буэнос-Айреса, на старой заброшенной вилле, где прожил свои последние годы Мартин Борман. Знаешь такого? Вот, и я знаю. Представляешь, Борман смылся в Южную Америку, захватив с собой сокровища Рейха!

— Об этом сейчас только ленивый не говорит, — сказал Шура. — По всем каналам передачи. Но это ж домыслы, Мужик!

— Может, и домыслы, — согласился Петер, — да только она таки детали упоминала, как будто сама на этой вилле не раз была… Саш, ты только не думай, что я окончательно сбрендил. Мне поначалу и самому так казалось. Однако вчера ночью… Черт, опять тороплюсь! Короче. Слышал ты что-нибудь об инклюзорах? Нет? Ничего удивительно. И, тем не менее, они существуют. Я сперва конкретно сомневался. Но, как ты понимаешь, лучший способ развеять сомнения — докопаться до истины. Понимаю, что звучит пафосно. Потому прости. В ночь, когда я проследил за Алишером, отправившимся в оливковую рощу, то понял, что здесь орудует какая-то нечисть. Ну, не смейся! Ладно, не нечисть. Потусторонние силы. Арабчонка я одно время принимал натурально за оборотня. Но это объяснимо. Днем он Алишер, а ночью… Не волк, конечно, но и не человек. Я ведь даже пытался спросить у пацана — днем, естественно, чем он занимается ночью? Так тот посмотрел на меня как на идиота. Чем нормальные люди в это время суток занимаются? Да спят… чаще всего. Вот и он так ответил. На мой вопрос о чистом белье в несмятой постели этот шельмец не без иронии сообщил, что чистое оно потому, что он каждый день принимает в душ…

— А что, нормальное объяснение, — улыбнулся Стрелин. — Мойся сам, белье менять не надо.

Но Петер остался серьезным.

— Да ты понимаешь, что парнишка понятия не имеет, чем его собственная тушка занимается ночью? И это не лунатизм, поверь мне. Я-то видел, во что он превращается…

И Петер рассказал Шуре о своем ночном приключении. О том самом, когда отправился проследить за «белым». И чем это закончилось.

Некоторое время молчали. Стрелин, поначалу откровенно посмеивавшийся над рассказом друга, теперь даже не улыбался. Проникся? Поверил?

— Когда я рассказывал об этом Анжелике, — заговорил вновь Мужик, она была настолько спокойной, как будто и сама все знала. Мне даже не по себе стало. А потом поинтересовалась, почему я не засыпаю в одиннадцать. Я, естественно, ответил, мол, свободный человек. И в нерабочее время делаю все, что моей душе угодно. И никого это не касается. Ох, Саша, видел бы ты ее в тот момент! Чуть с катушек не слетела — так орала. Но успокоилась быстро. Спросила, есть ли у меня какие обереги. Типа крестики, камешки. Ну, я не будь дураком, показал ей янтарик с мушкой, что ты мне когда-то подарил. Попросила посмотреть. Показал. Ничего не сказала. Но на меня натурально с испугом посмотрела. И ушла сразу. В ту ночь я судьбу решил не испытывать. Спал. Да и устал за день. А утром… янтарь пропал. Я всегда, когда ложусь спать, его снимаю, кладу рядом. Хрупкий же. Не дай Бог расколется… Вот и в тот раз… Из запертой комнаты, кстати. Вот на кой он ей? Маньячка? Учитывая ее рассказ про Аргентину и Бормана. Она! Она сперла. Больше некому. Да и черт с ней… Еще несколько ночей, вплоть до сегодняшней, я дрых, как сурок. Ложился часов в одиннадцать и тут же засыпал. Точнее, ровно в одиннадцать. Как все в этом доме. Теперь-то я понимаю, что контроль над этим принудительным соблюдением режима у меня был благодаря янтарю. Хочешь, верь, хочешь, нет, но камень имеет неведомую силу. И эту силу у меня отобрали. Я уж думал, навсегда.

А вчера появился ты. Анжелику было не узнать. Все ходила вокруг тебя, чуть не облизывала. По-русски ни слова не знает, а все щебечет и щебечет. Я задницей почуял неладное. И, прости, пользуясь твоей усталостью, стянул у тебя твой камешек. Ну, ты и заснул прямо на кухне. Было как раз одиннадцать.

Я твердо решил узнать, что там за тайна скрыта в оливковой роще. Во всяком случае, обдумал все. Терять особо нечего. Кроме жизни. А кому, Саш, нужна такая жизнь, как у меня сейчас? Нет, не скажу, что мне не было страшно. Но ты-то знаешь, что любопытство сильнее.