Императорский воспитанник

— Кто поумнее, скажет: герцог может бежать, только если войско разбито. А кто поглупее — подумает, что мы незрелых ягод объелись и бежим куда полагается. — Он хихикнул и подминул. — Пошли, потом будет жарко и людно!

— Изверг ты, Ланнучо! — рассмеялся Даниэль, поднимаясь с кровати. — Какие ягоды в ноябре? Я, между прочим, такой сон из-за тебя не досмотрел…

— Вот на бегу и расскажешь.

— Ну, хоть одеться позволите, кай Ранобудитель? — Дурашливо прищурился молодой герцог, — или прямо так бегать прикажете?

— Одевайтесь, кай герцог, — сказал Лан, — а то еще пробежишь в белой сорочке и, тогда вообще страшные легенды пойдут по замку.

Сам же слегка поежился, от утреннего холодка.

— Вот спасибо! Век не забуду вашей милости! Максимилиан!

Максимилиан, как и положено вышколенному слуге, появился почти мгновенно. Поудивлялся — куда это молодые господа собрались в такое время, и проворно помог Даниэлю одеться.

Между тем, Лан спрыгнул на траву, и так как просто дрожать было неинтересно, начал приседать-подпрыгивать, как вчера учил Огнеглот.

Даниэль еще раз с тоской оглянулся на такую уютную кровать и выпрыгнул вслед за другом в утреннюю сырость. — Куда побежим-то?

— До старой конюшни, вокруг три раза и обратно.

Даниэль задумчиво почесал в затылке. До старой конюшни — не так и близко. Но показывать себя слабаком перед Ланом не хотелось.

Лан уже подпрыгивал на месте, двигал руками, будто готовый сорваться и помчаться намеченным маршрутом.

— Ну что, вперед?

— Да, пожалуй, задом бегать неудобно, лучше вперед — отшутился Дан и они побежали. Лан — будто пущенная стрела, Дан — тяжелее. Он старался не отставать и Лан ему в этом деликатно помогал.…

Через пару-тройку таких пробежек, Дан, с удивлением обнаружил, что в беге есть свое удовольствие. А после пробежки вообще энергия через край. Но так было недолго. Однажды Даниэля укусила собачонка — верно, в первый раз увидевшая бегуна. Лохматая бестия, с перепугу что ли, сразу не разжала зубы, и протащилась на его ноге пять-шесть футов, пока Лан не дал ей пинка.

В этот день пробежка закончилась неумелым врачеванием, в опочивальне Дана — вернее, поначалу перевязывал ногу Лан, а потом Максимилиан взялся за дело сам и перевязал умело.

Дан прихрамывал неделю. А когда поправился — выпал снег и бегать было неохота. «Нога болит», — привычно говорил он другу. Лан кивал и бежал один.