— В крайние ночи вурдалаки как с цепи сорвались. Раньше одного-двух за смену пристрелишь — и то, считай, много. А тут прут, точно мухи на мед. Пес знает, что их потревожило, но вы там осторожнее, ваши светлости. А то один балбес на спор за колючку вышел, так утром одну башку нашли — без языка и глаз.
— Разве вурдалаки не кровь пьют? — спросил, чувствуя холодное покалывание в затылке.
— Так они ж не знают, что надо из жилы сосать — вот и жрут все подряд. Кровь так-то везде есть, даже в костях. Но это еще ничего — криков никто не слышал, стало быть парнишки быстро удавили. А один патрульный как-то раз отстал да заблудился — так потом орал до собачьей вахты. Черт знает, что там с ним делали — заживо жрали или мучили забавы ради. А может вурдалаки мелкие попались — вы ж знаете, среди них и дети порой попадаются.
Ворота наконец открылись, и кучер ударил поводьями, увозя нас подальше от болтуна. Впрочем, услышанного по уши хватило, чтобы преисполниться незабываемых ожиданий от грядущей встречи. Пока двигались под прикрытием, петляя среди развалин и баррикад, даже тупые чудища не отваживались нападать. Но когда нас привезли на площадь — судя по расположению, Сенатскую — и оставили среди спаленных дотла развалин правительственных зданий, стало по-настоящему страшно.
— Удачи, господа, — Гессен закинул меч на плечо и скрылся среди обломков.
Каминский и Ворон последовали его примеру, только направились в противоположную сторону.
— Куда же вы? — с обидой бросил вслед Щедрин. — А как же наша дуэль?
Виктор помахал напоследок рукой и завернул за угол. Я же прикинул, что лучшая тактика — запереться в каком-нибудь подвале и просидеть там до рассвета. И уже принялся высматривать подходящие укрытия, когда толстяк встал напротив и сердито надул поросшими бакенбардами щеки.
— Я требую сатисфакции. Немедленно.
— До завтра не можешь потерпеть? — огрызнулся, с опаской прислушиваясь к руинам. В них пока еще свистел только ветер, но ситуация могла измениться в любой миг.
— Как вы смеете мне тыкать?! — вскипел визави. — Совсем страх потеряли? Больше никаких поблажек и отсрочек. Деремся здесь и сейчас.
— Полудурок, нас тут сожрут здесь и сейчас, — прошипел, теряя терпение.
Руслан побледнел и вытаращил глаза. Вытерпеть такого оскорбления он не мог, и потому снова попытался дать мне пощечину. Я играючи уклонился от удара и по старой памяти ответил тычком под дых, но немного не рассчитал собственные силы и толщину жира противника.
— Каналья! — помещик накинулся, неумело размахивая кулаками.
Чтобы не тратить драгоценное время, поднырнул под неумело выставленную руку и врезал крюком точно в нос. Этого хватило, чтобы толстяк взвизгнул и схватился за лицо. Подача в нос не критична, но крайне болезненна — из глаз брызнули слезы, а из расквашенного пятака обильно хлынула кровь. Папенькин увалень тут же растерял воинственный настрой и, шмыгая и кряхтя, приложил к носу платок.
— Это нечефтно, фуфаль, — пробубнил соперник, жуя кровавые сопли. — Я буду фалофаться.
— Заткнись, — процедил тоном, не терпящим возражений, и дворянчик мгновенно затих.
Но не потому, что испугался новой подачи — просто окружающие нас руины озарились алыми огоньками, словно в темноте цедили цигарки пара десятков солдат. Причем цедили так, что огоньки висели парами на одинаковых расстояниях и двигались синхронно друг относительно друга.
— Дерьмо…
— Вы знатный грубиян, ваша светлость, — Руслан, похоже, плохо видел, раз не понимал, в какой заднице оказался.
Я тоже молодец — предупреждали же, причем дважды, что вурдалаки страстно охочи до крови. И обильно пустить ее прямо посреди их логова — идея прямиком на премию Дарвина.
— За мной! — крикнул, направляясь в противоположную от тварей сторону. — Бегом!
— Что вы себе позволяете? Я не потерплю подобного обра…
Слова застряли в распахнутом рту — помещик в кои-то веки заметил угрозу. А угроза услышала, что раненая добыча вопит и дергается — значит, самое время устроить пиршество. Мертвецы с шипением и клацаньем рванули в нашу сторону, ничуть не стесняясь бега на четвереньках. В свете луны замелькали истощенные тела, напоминающие обтянутые белой кожей скелеты.
Многие носили следы предсмертных травм и полученных в дальнейших схватках ранений — из вспоротых животов серпантином тянулись кишки, ребра пробили осколки и пули, а из сломанных конечностей торчали куски костей. Вечная вампирская жизнь проявилась в ублюдках самой извращенной своей формой. И только расколотых черепов ни у кого не заметил — значит, как и у привычных нам зомби, уязвимым местом вурдалака была голова.
— Быстрее, мать твою!
Несмотря на увечья и полуразложившиеся тушки, двигались преследователи довольно быстро, стараясь любой ценой отрезать нам пути к отступлению. Я припустил во весь опор, однако тщедушное тело не могло долго поддерживать заданный темп. Что уж говорить про увальня, который преодолел рекордные двести метров, прежде чем остановился и взялся за бок.
— Шевелись! — я обернулся и махнул рукой.
— Я не могу! — Щедрин обливался потом, блестевшем в свете луны подобно бисеру.