Император Сухоруков

Мы сошлись. Я, будучи левшой, сразу начал закручивать нас в неудобную для противника сторону. Этому Глыба научил меня давно. Носач долгое время не решался начать схватку, но, наконец, закричал и принялся меня колоть. Сильно. Но не особо умело. Я легко сбивал удары щитом на обе стороны, вовремя втягивал голову, когда острие уходило вверх. Изредка помахивал своей «киркой», но медленно и нарочито неуклюже. Чтобы не уставать и создать видимость слабака. Один лишь раз, когда Иттануака совсем обнаглел, я круговым движением щита подсек ему переднюю ногу, и острый шип глубоко царапнул врага по икре.

Носач действительно выдыхался. Опыт у него, может быть, и имелся, а вот практики – нет. В один момент, я даже смог поймать его копье: увел выпад щитом вниз, наложил кирку сверху. Древко оказалось зажато в треугольник. Я даже обрадовался, что смогу завершить бой без кровопролития… Но моя правая рука все-таки была очень слабой – противник яростным усилием вырвал свое оружие и отпрыгнул назад. Разорвав дистанцию, он принялся отдыхать.

«Э, нет, дружище! Отдохнуть я тебе не дам».

Без криков, без жестов я рванул вперед. Слегка приподнял щит и нижним краем сбил копье к земле. Попытался наступить на него ногой, но Носач успел убрать древко и широким круговым махом отогнал меня от себя. Ну, это он думал, что отогнал. Я же присел, пропустив копье над головой, и снизу сразу ринулся вперед. Носач быстро уходил по кругу, но не успевал! Не успевал! Пришло время «кирки». Я рубанул из-за щита в голову, сменил траекторию и лупанул в правое плечо – все правши ненавидят этот удар! Имачата, сипя и пенясь, сбивал мои удары, но мы сближались всё больше. Носачу стало неудобно ворочать длинным копьем – не хватало пространства. А я продолжал серию, переведя атаку вниз: «кирка» клюнула бедро! Это была уже настоящая рана – Носач отклонился назад, и ноги его не поспели за телом. Вождь грохнулся на задницу.

Победа!

– …Берегись!

Мне очень не повезло, что падение случилось совсем рядом от компании земляков Иттануаки. Один из них, в ужасе от происходящего, завопил и кинулся на меня с ножом. Всё, что я успел, это слегка вздернуть щит: запястье подлеца уткнулась в него, и острие ножа вошло в мой загривок меньше чем на сантиметр… Но ужас смерти охватил меня! Все страхи вернулись в один миг: только не умирать! Я не готов!

Размытая тень промелькнула перед глазами собравшихся, и в следующее мгновение кости руки нападавшего громко хрустнули в железном захвате Серого. Излучинец завопил от нестерпимой боли, Вапачиро брезгливо отбросил его к землякам.

– Кто сделать шаг – смерть, – тихо бросил он.

Безоружный, с опущенными руками, неподвижный – он был самой смертью.

Я, правда, почти ничего не видел. За эти мгновения смог лишь отпрыгнуть назад, сжаться за щитом – и мучительно пытался понять, насколько смертельна рана в спине. Меня переполнял ужас! Больше всего хотелось бросить оружие и спрятаться за спину Серого.

В это же время Носач тяжело поднялся. Ноги его были в крови, тело в поту, грудь тяжело вздымалась. Он проигрывал по всем фронтам, но сдаваться не собирался. Это был воин – не лучшего пошиба, но воин. Он готов был сражаться и умереть, если придется.

А я нет.

Я сидел за щитом, полностью уступив инициативу противнику. И противник почуял мой страх. Пошел вперед и принялся «расстреливать» щит с удобной для него дистанции. Копье длиннее, гораздо длиннее «кирки». Победить можно, только сократив расстояние. Но я не мог заставить себя перейти в атаку! Если первая рана в предплечье лишила меня страха, то вторая – в спине – вернула его стократно. Острое осознание того, что это не учебная тренировка, а бой насмерть – подавляла мою волю. Я всё делал хорошо: умело отводил удары щитом, ловко закручивал нашу пару в удобную мне сторону… Но я был обречен на поражение. После первой же ошибки. А Носач теперь мог делать их сколько угодно.

Это ужасно, когда ты всё понимаешь, но ничего не можешь сделать!

– Вперед! – даже Глыба не выдержал и рыкнул из своего нейтралитетного уголка.

Но я боялся «вперед». Я мог только назад и влево.

Вообще-то обороняться можно бесконечно долго. Носач вполне мог бы запыхаться по второму разу… Кто знает: может быть, даже умереть от инфаркта… Беда в том, что сейчас вся нагрузка боя доставалась самой слабой части моего организма – правой руке. И ей было уже совсем хреново. Щит становился неподъемным, каждая мышца усохшей руки нестерпимо болела. В очередной (двадцатый? сотый?) раз она отвела копье недостаточно далеко в сторону – и острый обсидиан рассек кожу на моей голени. Я вскрикнул и припал на колено, больше от неожиданности, нежели от боли. Но Носач почувствовал удачу! С рычанием он кинулся вперед, пнул меня в щит, заставив завалиться на спину. Единственное что я успел сделать – это закрыть тело щитом. Тяжелой ногой Иттануака придавил меня, как черепаху, и широко замахнулся копьем.