Император Николай II и заговор генералов

10. Все продукты, доставляемые во дворец, должны быть передаваемы оставшейся во дворце прислуге в присутствии дежурного офицера и шт. ротм. Коцебу, на обязанности которых является не допускать никаких разговоров относительно внутренних лиц дворца.

Как видим, Корнилов установил тюремный режим для Государя, Царской Семьи и всех преданных людей, оставшихся во дворце.

Часто говорят и пишут, что генералы, мол, должны были это делать, так как все, включая воинские части, были «настроены враждебно к Царю и монархии вообще». Это ложь. По корниловской инструкции караул во дворце впредь должны были занимать по очереди все запасные полки и батальоны гарнизона. От бывшего Собственного Конвоя должны были назначаться только конные дозоры для охраны Царского Села и его ближайших окрестностей, посты от дворцовой полиции немедленно снимались. «Это распоряжение, по-видимому, прошло не совсем гладко, так как представитель Исполнительного Комитета, совершивший через день вооруженный рейд в Царское Село, рассказал в воспоминаниях, со слов царскосельских стрелков, что они «чуть не с боя заняли караул», так как «сводный гвардейский полк ни за что не хотел сменяться». Кологривов рассказывал, что «сводный батальон готовился встретить ожидавшегося Царя с подобающими почестями, но был сменен за четыре часа до приезда Государя». «Батальон, – рассказывал Кологривов, – как один человек отказался впустить их (новую охрану, назначенную Корниловым. – В. К.) за решетку дворца и… выкатил пулеметы. Но Царица попросила к себе полковника Лазарева (сменившего арестованного ген. Рескина) и… пришлось преклониться перед судьбой. Не повторяйте климата французской революции, защищая мраморную лестницу дворца…» (С. Мельгунов «Судьба Имп. Н. II после отр.).

О придирках и безобразном поведении Керенского, этого «наилучезарнейшего» из Временного правительства, пишет Жильяр: «25 марта. После обедни Керенский объявляет Государю, что он принужден разлучить Его с Императрицей, что Он должен будет жить отдельно и может видеть Императрицу лишь во время завтрака и обеда, при условии, чтобы разговор велся исключительно по-русски. Чай Они тоже могут пить вместе, но в присутствии офицера, так как в это время нет прислуги.

Императрица, очень взволнованная, подходит несколько позднее ко мне и говорит: “Поступать таким образом в отношении Государя, сделать Ему эту гадость, после того как Он пожертвовал собой и отрекся от Престола дабы избежать гражданской войны, как это мелочно, как это низко! Государь не хотел, чтобы капля крови, хотя бы единого Русского, была пролита из-за Него. Он всегда был готов отказаться от всего, если был убежден, что это было на благо России”. Несколько минут спустя Она прибавила: “По-видимому, придется перенести и эту ужасную обиду”».

О визитах Керенского в Царское пишет Соколов. Он допрашивал некоторых лиц, окружавших Царскую Семью. Теглева (няня Цесаревича. – В. К.) показала – «Я видела лицо Керенского, когда он один шел к Их Величествам – препротивное лицо: бледно-зеленое, надменное, голос искусственный, металлический. Государь ему сказал первый: “Вот моя семья. Вот мой сын и две старшие дочери. Остальные больны: в постели. Если Вы хотите, их можно видеть”. Керенский ответил: “Нет, нет. Я не хочу беспокоить”. Я видела лицо Керенского, когда он уходил: важности нет, сконфуженный, красный; он шел и вытирал пот с лица… Он приезжал потом. Дети высказывали мне их общее впечатление о приездах Керенского. Они говорили, что Керенский изменился в обращении с ними».

А сам Соколов пишет, что сам Керенский показал: «Я заявляю, что с того момента, когда Государь отдал Себя и Свою семью под покровительство Временного Правительства, я считал себя обязанным по долгу чести перед Временным Правительством оградить неприкосновенность семьи и гарантировать ей в обращении с ней черты джентльменства».

Найдена ли истина?

Я бы охотно поверил в джентльменство Керенского – ведь об этом говорит не только сам он, но и свидетели – если бы не существовало иных фактов.

«С гордо поднятой головой вошел в жилище Царя Керенский. Он нес в себе уверенность в виновности Царя перед Россией. Ею проникнута та инструкция, которую он сам лично составил для Царственных узников. Керенский вдавался в ней в большие и совершенно излишние подробности. Указывая, какие блюда может кушать семья, он требовал, чтобы заключенный Царь был скромен, чтобы Его семья впредь “воздерживалась употреблять горячие закуски”. Своей инструкцией, чуждой, конечно, и тени джентльменства, начал Керенский общение с Царем. Как он его закончил? Не подлежит сомнению, что, будучи любезным и внимательным к Царю, как о том говорят свидетели, Керенский ни на одну минуту не был искренен с Ним» (Н. Соколов «Убийство Царской Семьи»). А вот как вела себя «охрана», поставленная Корниловым и Керенским.