Император-гоблин

Результатов оказалось не больше, чем у Келехара, хотя рассказ о деятельности подчиненных Чавара занял намного больше времени. Всех членов экипажа и всех слуг императора, погибших во время крушения, тщательно проверяли. На север, в Амало, были отправлены Свидетели, чтобы допросить рабочих, которые готовили «Мудрость Чохаро» к последнему полету. Один из младших следователей обратился в Гильдию Часовщиков, чтобы узнать, каким образом можно было сконструировать взрывное устройство для уничтожения воздушного корабля, и кто обладает необходимыми для этого навыками. Часовых дел мастера дали подробный ответ, который, насколько Майя мог понять, ни на шаг не приблизил следователей к разгадке.

Одним словом, это было долгое и унылое признание отсутствия каких бы то ни было сдвигов, и Майя почти пожалел о том, что заставил Чавара отчитываться. Но он собирался отдать копию отчета Келехару. Возможно, бывший прелат сумеет выудить из этих бумаг что-то полезное, думал он.

В полдень, все с облегчением покинули Мичен’тэйлейан. Сев за обеденный стол, Майя твердо сказал секретарю:

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Ксевет понял его и повиновался. Они принялись разбираться с петицией изгнанного врага Варенечибеля, который надеялся на милосердие Эдрехасивара. Поток этих петиций был бесконечным, как Река Слез, которая отделяла мир живых от страны мертвых в фольклоре гоблинов. В разгар обсуждения со стороны общественных помещений Алкетмерета донесся непривычно громкий шум, заставивший всех поднять головы. Ксевет бросил на Майю вопросительный взгляд, тот кивнул, и секретарь отправился узнать, в чем дело. Императору не подобало выяснять что бы то ни было лично.

Выяснение заняло больше времени, чем ожидал Майя, и когда Ксевет вернулся, вид у него был озабоченный.

– Ваша светлость, посол Бариджана просит разрешения побеседовать с вами немедленно.

– Немедленно? – повторил Майя и нахмурился.

– Ваша светлость, он утверждает, что у него дело чрезвычайной важности, и, откровенно говоря, мы ему верим. Он пришел лично и извинился за то, что не испросил аудиенции в обычно порядке. – Видя недоумение Майи, Ксевет добавил: – Гоблины никогда ни за что не извиняются, особенно публично.

Майя ответил:

– Тогда, наверное, следует его принять. Это сильно нарушит сегодняшний распорядок дня?

– Нет, ваша светлость, – ответил Ксевет слегка недовольным тоном.

– Благодарим вас, – сказал Майя. – Мы понимаем, что для вас это совсем некстати.

– Это наша работа, – ответил Ксевет, поклонился и с присущим ему достоинством вышел, чтобы привести посла к императору.

Как и полагалось по протоколу, посол вошел в комнату один, но Майя услышал топот ног и звон оружия его воинов и эльфийских охранников, донесшиеся снаружи. Первый же взгляд на посла Горменеда сказал ему, что Ксевет преуменьшил важность события. Несмотря на то что из-за цвета кожи Горменед не мог ни краснеть, ни бледнеть, у него были совершенно безумные глаза, а на лбу выступил пот. Он распростерся перед императором на полу, бормоча что-то на языке бариджин. Майя уловил лишь одно слово: ордат – «уважение». Ченело использовала это слово, когда писала письма отцу, всякий раз остававшиеся без ответа, и он знал, что это часть официального обращения к государю.

– Просим вас подняться, господин посол, – сказал он и добавил, чтобы разрядить обстановку: – Мы надеемся, наш дед не объявил нам войну?

– Так было бы проще для всех нас, – ответил Горменед, и Майе показалось, что это не совсем шутка. Посол поднялся – не так изящно, как эльфы, но без явных физических усилий.

– Великий Авар предлагает официальный визит.

– Он желает, чтобы мы посетили Бариджан?

– Нет-нет, – воскликнул Горменед. Видимо, это предположение окончательно вывело его из равновесия. – Он намеревается прибыть сюда.

У Майи сразу же возникло множество вопросов. Он выбрал один, почти наугад.

– Когда?

– В канун Нового года. Он говорит, что желает посмотреть, как его празднуют в Этуверазе.

«Есть ли какой-то способ помешать ему?» Майя не сказал этого вслух. В этом не было необходимости: он уже прочел ответ в глазах Горменеда. Майя вопросительно взглянул на Ксевета, и секретарь ответил:

– Двор успеет подготовиться к визиту, ваша светлость. Хотя соответствующие указания придется начать отдавать буквально завтра, поскольку до зимнего солнцестояния остается меньше двух месяцев.

«До солнцестояния и до моего дня рождения». Но Майя отогнал эту мысль. Он ни разу не отмечал день рождения после смерти Ченело и не хотел отмечать его, став императором.

– Великий Авар собирается покинуть Бариджан впервые после Войн Архипелага, в которых он принимал участие в юности, – пояснил Горменед. – На нашей памяти он не отъезжал от Корат’ Дав Архоса дальше, чем на двадцать миль.

Майя начинал понимать, почему новость о государственном визите потрясла Горменеда до глубины души. Когда родилась Ченело, Великий Авар уже был далеко не молод, сейчас ему наверняка было за восемьдесят. И именно посол отвечал перед правительством, аварсин, за жизнь и здоровье Авара.