Император Бубенцов, или Хромой змей

Дознаватель обошёл квартиру, заглядывая во все углы. Присутствия человека нигде не ощущалось. Двустворчатая стеклянная дверь в большую угловую комнату была приоткрыта. Виталий Петрович сразу понял, что это кабинет покойного профессора Покровского. Дух разорения царил и здесь. Светлели прямоугольники от картин, овалы от портретов, что когда-то висели на обоях. Большие окна без занавесок и штор. Солнце на миг выглянуло из туч, хлынуло сквозь стёкла, вся комната озарилась пронзительным прощальным янтарным сиянием.

Луч света пал на книгу в золотом старинном переплёте, которая лежала посередине подоконника. Рука сама потянулась, разогнула страницы. Как и ожидалось, книга оказалась рукописною. Виталий Петрович, проведя подушечками пальцев по страницам, подивился странному, необыкновенному ощущению. Книга была необычной даже на ощупь, мягкой, тёплой, податливой, как будто пульсирующей в ладонях. Пальцы гладили нечто одушевлённое, отзывчивое, живое. Дознаватель догадался, что это пергамент. «Пригласительный билет был доставлен рано утром специальным курьером. Это случилось…» Ощущение одушевлённости мягко угасало, отходило на второй план, меркло, как свет в театре, вперёд стало выступать содержание, высветилось вдруг ярко, резко, выпукло. Виталий Петрович намеревался пробежать глазами два-три абзаца и отложить. Не тут-то было! Слова ожили, зашевелились. Соприкасаясь, сталкиваясь меж собою, зазвучали сперва глухой медью, затем звонкой бронзой, зазвенели чистым серебром. Властная внутренняя мелодия обнаружилась с первых же абзацев. Именно она, эта мелодия, а вовсе не сюжет, расставляла слова в нужном, правильном, гармоничном порядке.

Виталий Петрович перешёл с одной страницы на другую, с другой на третью… Понял, что не выйдёт отсюда, пока не перевернёт последнюю. Ясно чуял, что на последних-то страницах всё раскроется, что именно там сосредоточено самое главное! Это тем более поразительно, что Виталий Петрович никогда не был книгочеем, не любил никакой литературы. А всякого рода художественные вымыслы, с которыми ежедневно сталкивался на службе, сочувствия и слёз в нём не вызывали. Он разоблачал любые художественные вымыслы уже по самому свойству своей профессии. Но вот в чём, оказывается, всё дело! То, что он читал теперь, было – не литературой! Он сразу уразумел. Это был феномен совершенно иного порядка. Рукопись, попавшая в его руки, была явлением совсем, совсем иного рода. Перед ним был, если можно так выразиться – Первоисточник. Чтобы яснее понять, скажем вот как. Текст, который находится в данную минуту перед глазами читателя, – всего лишь бледная копия того божественного оригинала, который случайно оказался в тот день в руках следователя. Перед нами теперь приблизительный, путаный, косноязычный пересказ. А как же иначе, дорогие мои? Много ли живой воды удаётся украсть из вечных родников и унести с собою в продранном решете?

«Это случилось на исходе декабря, в самый канун Нового года…» Дознаватель, не отрывая глаз от текста, ощупью двинулся к столу. Ладонью нашёл сиденье, подтянул к себе кресло. Опустился в него и теперь уже окончательно, сперва по плечи, а потом уже с головою погрузился в чтение. Забыл о существовании времени и пространства, пребывая всем своим существом в дивном мире живого Первоисточника, полностью растворившись в нём…

Впрочем, мерещилось ему, что не совсем и пуста была квартира профессора Покровского. То и дело шевелился воздух, проплывала совсем рядышком женщина. Черноволосая, с отливом в рыжину. Мстилась ему прекрасная ведьма, бесстыдная, распутная. Янтарный свет её тела, мягко колеблясь, извилисто падал на страницы книги. И как будто оранжерейным жаром обдавало в такие мгновенья щёку Виталия Петровича. Протяни только руку и вся она, горячая, желанная, вожделенная… Но нет! Слишком усердно клонился над книгой дознаватель, слишком увлечён был чтением, чтобы обращать внимание на такие пустяки.

– Ну, я пошёл, – сказал он ровно через сутки. А может, и через год. Всё равно… Никто не ответил.

Виталий Петрович осторожно положил книгу на подоконник и покинул квартиру со смущённым сердцем. Государственный дознаватель Виталий Петрович Муха теперь знал, как на самом деле устроен мир.

Но поскольку вся его долгая жизнь, все сложившиеся привычки, отвердевшие вкусы, пристрастия, словом, всё то, что называется «духовным устроением» – абсолютно не соответствовало новому знанию, Муха Виталий Петрович тотчас же выкинул это из головы как ненужный и досадный сор. В конце концов, разве так уж это важно? Спокон веку миллиарды людей живут, не желая знать никакой истины.

Глава 17. История болезни

1

Спустя недолгое время те, кто наблюдал в тот день за дознавателем, видели его под Красногорском. Виталий Петрович посетил съёмочные павильоны. Долго стоял на пригорке, наблюдая издали за тем, как разбирают колоссальные декорации. Средневековый замок из пластмассовых блоков и украшений из папье-маше. Башни, мосты, переходы, зубчатые стены.