Император

Глава 54. Траурный марш

Как итог – все его нововведения были проведены грамотно, а быстро разросшийся бюрократический аппарат – грамотно организован. Хотя, стоит признать, что в нормальном мире его работники на него подали бы в суд многочисленные иски по поводу бесчисленных неоплачиваемых переработок. Впрочем, мы всё-таки здесь, и воля Фридриха нынче – безоговорочный приоритет (довольно забавно, что он устроил диктатуру, желая построить демократию).

Тем не менее, хочу обратить ваше внимание на то, что основной всплеск законотворческой инициативы был закончен, а рост бюрократического аппарата – наконец-то обуздан. Таким образом, Фридрих сумел уделить больше внимания научной сфере.

Итак, начал он, естественно, с металлургии, где он надоумил парочку «учёных» на строительство опытной мартеновской печи (значительно меньшей по размерам, чем обычная). Естественно, он всё оплатил.

Жаль, конечно, тогда он не знал, что получится её успешно построить лишь с 17-ой попытки. Ну, зато металлургия, а также все смежные с ней области, продвинулись на десятки, если не сотни лет вперёд.

Многочисленные учёные, ведомые «чутьём» Фридриха, совершали открытие за открытием, так как уже знали, что и где искать, вместо того, чтобы бесцельно бродить по тёмной комнате, разыскивая иголку в нескольких стогах сена.

Так, например, один выдающийся английский математик, Ричард Суайнсхед, приглашённый преподавать учение Фибоначчи о «методах индийцев» (курс лекций про позиционную систему исчисления и арабские, они же индийские цифры), был быстро убеждён примкнуть в научную группу, в которой также оказался его знакомый по Мертон-колледжу, Уильям Хейтсбери.

Объединившись с другим их коллегой по Оксфорду, на этот раз из Италии, Джованни ди Казали, они развили свою теорему о свободном градусе скорости, выведя в своём совместном трактате «Quaestio de Velocitate Motus Alterationis» количественную оценку такого явления, как свободное падение тел. Разумеется, это может показаться бессмысленным бредом, но, вообще-то, это было серьёзным успехом для средневековой математики.

Более того, благодаря массовому распространению книгопечатания и созданию национальной библиотеки, а также развернувшейся бурной деятельности по переводу на немецкий язык работ иностранных мыслителей, в особенности, греческих и арабских, был осуществлён своеобразный переход, так как с очень многими работами теперь можно было ознакомиться только при знании немецкого. Более того, так как перевод осуществлялся переводчиками из Эйсена за деньги короля Эйсена, эйсенский диалект немецкого оказал очень мощное влияние на становление литературного немецкого…

Впрочем, сейчас не об этом, так что давайте лучше проведём обзор научных изысканий других людей.

Итак, группа, состоящая преимущественно из молодых студентов Ульфхаймского университета, пользуясь наработками оксфордских учёных, а также трудами многих других учёных, с трудами которых они смогли познакомиться благодаря качественным переводам, осуществила очередной прорыв.

Правда, на этот раз в оптике, ведь выдающиеся юноши создали оптическую трубку с трёхкратным увеличением, используя отличные итальянские линзы, заказанные ими за счёт средств от научной премии одного из студентов (он доказал, что висмут является отдельным химическим элементом, за что он был награждён научной премией имени Фридриха).

Вышло дороговато, конечно, по итогу, но они сумели создать телескоп по схеме Кеплера (ну, он то родится только через 200 с лишним лет, но мы будем применять известные и понятные нам термины).

Патент своего изобретения студенты оформили, по солидарному решению всех «исследователей», на студента, за счёт средств которого и была осуществлена закупка дорогущих итальянских линз (тем более что он принял самое деятельное участие в работе группы). В результате пальма первенства в изобретении телескопа отныне принадлежит не Галилею, а некоему студенту под именем «Йохан фон Штудент», ТЕПЕРЬ известному астроному. Вот уж ирония, да?

Впрочем, если отойти от шуток, то это, как бы дико это не звучало, лишь один маленький эпизод из целой плеяды открытий, совершённых молодыми и не очень, собственными и иностранными, учёными.

Но, разумеется, произошло это не только потому, что Фридрих, такой умный и хороший, помог им грантами, премиями, пропагандой, развитием образование и так далее (эта политика, конечно же, не могла столь скоро принести плоды, и пускай она сыграет свою роль позже, сейчас она не стала ключевым фактором для развития науки).

Как и всегда, причиной научного прогресса стал бурный прогресс промышленности, создавший заказ на этот самый научный прогресс. Причиной же прогресса промышленности стало, разумеется, уничтожение тех барьеров, что раньше сдерживали рост капиталистических производств – в первую очередь, гильдий.