Иммигрант

— Я знаю, — согласился он, — сейчас я езжу по всем странам и большим городам, живу и питаюсь в лагерях, а деньги зарабатываю в метро и возле супермаркетов. А что дальше будет — мне неизвестно. Давайте возьмём к примеру семь стран Европы, которые очень лояльны на сегодняшний день к беженцам, — это Германия, Австрия, Швейцария, Бельгия, Голландия, Люксембург и Франция. Находясь в каждой из них минимум три месяца, уже получается почти два года. Также можно взять ещё Испанию, Италию, Португалию и Грецию, но эти страны победней, и, естественно, подаяние на улице будет небольшим, — сказал хорват, попивая пиво, предложенное ему Юрием К, — и всё же, я думаю, что ещё лет пять я успею так покататься, а потом приеду домой, оформлю пенсию и все оставшиеся годы буду жить безбедно! — заключил он, улыбаясь.

— Ну что ж, хорошая идея, почему бы и нет. И пока Европа будет разгребаться со всеми беженцами, в самом деле можно под шумок пожить в разных странах и городах, а тем более безнаказанно, — сказал Юрий К и задумался.

— Именно так, — добавил хорват, улыбаясь, — они быстро вычисляют по отпечаткам пальцев, но из-за наплыва людей это у них занимает сейчас от трёх до шести месяцев.

— Давайте за это и выпьем! За свободную жизнь! — сказал Юрий К, охмелевший от пива и с энтузиазмом в голосе.

* * *

Не прошло и двух дней, как я встретил сияющего от счастья Петю Киевского в столовой, державшего в руке кружку с наклеенным на ней двуглавым орлом на красном фоне (флаг республики Косово).

— Роби! Ты не поверишь, — начал взахлёб говорить Петя, — я уже второй день стою в метро с кружкой, раздобыл вот эту наклейку с орлом в одной из лавок с сувенирами, и люди думают, что я оттуда. Вчера за пять часов мне насыпали пятьдесят баксов! Сегодня поменьше, где-то тридцать, но я сейчас пообедаю и опять пойду, — хочешь со мной? — спросил заведённый Петя, при этом закидывая еду себе в рот и глотая её, практически не жуя.

«Спрос не ударит в нос», — подумал я и сказал:

— Подожди меня у ворот, я скоро.

Я зашёл к себе в кабинку за кружкой, но решил не наклеивать никакую наклейку, так как не хотел прикидываться беженцем из Косово, зато решил взять с собой папку, которую мне дали в библиотеке, я её использовал для листов с уроками французского, их нам выдавали каждую неделю. Петя всю дорогу уговаривал меня зайти, купить и наклеить такую же наклейку, как у него, утверждая при этом, что без этой наклейки мне не дадут ни копейки.

Я ему объяснил, что у меня другие планы, я буду косить под бедного студента с папкой под мышкой, кем я в принципе и являлся, в своём роде. Мы приехали на конечную станцию метро, вышли, и Петя сразу сказал:

— Я пойду на своё, уже прикормленное место, а ты иди на другой выход.

Мы разошлись. Я прогулялся по всему переходу, осматривая обстановку, и решил встать внизу ступенек, прямо на входе или выходе из подземки. Люди шли потоками. Так как мы приехали после обеда, то основная часть людей уже начинала подниматься наружу, возвращаясь с работы домой. Поначалу я просто стоял. В таком положении мне приходилось смотреть людям прямо в глаза, что выглядело совершенно нелепо: здоровый молодой человек, прилично одетый, совсем не ущербный, не обделённый на вид, и с кружкой в руке. Мне было очень неудобно встречаться взглядом с проходящими и пристально смотрящими на меня людьми. У меня складывалось такое впечатление, что, смотря на меня, они осуждали каждый по своему, но всё же время от времени бросая мелочь в кружку. Это больше походило на род деятельности или на бизнес, если хотите, чем на нужду. По большому счёту, то скопление попрошаек, которое мы наблюдаем в наши дни, больше смахивает на организованный бизнес, чем на потребность какого-то индивидуума, находящегося в тяжёлом финансовом положении, заработать себе пару баксов на хлеб с маслом. Стоя сейчас в переходе и размышляя об этом, я вспомнил одну интересную картину, которую наблюдал на днях, прогуливаясь вечером по центру Брюсселя.