Иммигрант

«И снова всё по новой, — подумал я, — зато на этот раз будет определённо меньше стресса, ведь у меня уже была закалка и вроде выработался к этому делу иммунитет». Поэтому чувствовал я себя совершенно спокойно и уверенно. Я встал в очередь, которая продвигалась довольно быстро. Через несколько секунд подошёл темнокожий африканец и, встав сзади, начал что-то мне говорить на неразборчивом английском языке.

— I don’t understand, — сказал я ему, не особо желая разговаривать.

— Tu parles francais (говоришь по-французски)? — спросил он.

— Un peu (немного), — ответил я неохотно.

Он перешёл на французский и сразу поинтересовался, как я нахожу Ирландию, нравится ли она мне? Я сразу понял суть его вопроса, а также к чему он клонит, агрессивный настрой был написан на его лице. Африканец был высокого роста, худощавого телосложения, с широким носом и большими ноздрями, а также белыми искривлёнными, путающимися друг за другом зубами. Я ответил ему, что недавно в Ирландии и ещё не успел осмотреться. Он сразу же начал жаловаться на жизнь, перечисляя все недостатки Ирландии, в которую сам переехал из Франции всего лишь неделю назад.

— Ты что, не видишь, — сказал он, — нас здесь за людей не считают. Относятся, как к собакам! Во Франции я чувствовал себя человеком! А здесь они не только нас, африканцев, не любят, так ещё и вас, белых, тоже.

— А за что они должны нас любить? Вот тебя в частности? — спросил я его спокойным голосом и пристально посмотрел в глаза.

Он ничего мне не ответил. Мне уже не раз приходилось сталкиваться с такого рода людьми: приехавшими в чужую страну, озлобленными на всех и желающими, чтобы их носили на руках без причины. Я вспомнил Анастасию Павловну и её высказывания по этому поводу. «Как жаль, — говорила она, — что правительство уже не то, что своей левой идеологией они сознательно ведут европейскую цивилизацию к тотальному краху!»

— Ты, наверное, знаешь, — продолжил африканец, — что у нас во Франции, Бельгии, Голландии и в других странах Европы большая поддержка, из-за того что мы были когда-то их колонией, поэтому они перед нами в безмерном долгу! А Ирландия пока ещё не Европа. Во Франции, гуляя по улице, я мог спокойно толкнуть или ударить любого европейца, и проблемы возникнут у него, а не у меня, — сказал он, скаля передо мной свои кривые зубы.

Смотря на его кривую неприятную улыбку, мне вспомнились два случая, случившиеся ещё в Пети Шато. В первом — мы стояли с ребятами в очереди в столовую, шутили, разговаривали, как откуда ни возьмись, выросли две африканские фигуры и встали перед нами.

— Очередь не здесь начинается, — сказал им Сергей на английском и вежливо попросил встать в конец очереди.

Высокий чернокожий парень посмотрел сверху на Сергея и, скривив лицо, на русском языке с небольшим акцентом сказал:

— Закрой свой рот и стой тихо.

Сергей хоть был и не высокого роста, но за себя умел постоять. Поэтому со всего размаха заехал чернокожему по челюсти, да так удачно попал, что африканец, будучи на две головы выше и крупнее Сергея, даже присел. Второй африканец, стоящий рядом, попытался ударить Сергея, но мы ему помешали. В общем, всё закончилось тем, что приехала в лагерь полиция, и пока Сергея заводили в фургон, эти же чернокожие, из-за которых всё началось, стояли рядом и скалились. Также, как и скалился сейчас мой сосед по очереди, стоявший позади меня и пытающийся разводить идеологию о том, как их здесь все ущемляют. Поэтому мне ужасно захотелось выбить его кривые зубы, но я в очередной раз сдержался. Да! Как только я попал в Европу, к моему большому сожалению, мне приходилось довольно часто сдерживаться, вырабатывая в себе терпимость, толерантность, будь она неладна, и к кому? К этим нелюдям?! Наблюдая, как одна культура (мягко говоря, совсем не развитая) заменяет другую (европейскую), заполняя её своими дикими (племенами) правилами. Позже выяснилось, что русскоговорящим африканцем в лагере оказался сын какого-то дипломата, который прожил с отцом шесть лет в Москве. Вероятно, оттуда у него и осталась нелюбовь к русским.

В полицейском участке Сергея продержали недолго, рассказывали, как нужно себя вести с «иностранцами». Или другими словами, объясняли, что нужно просто стоять, стиснув зубы. Также дали ему понять, что правда всё равно будет не на нашей стороне. Второй случай произошёл уже без моего в нём участия. По просьбе руководства лагеря все проживающие в нём время от времени должны были убирать территорию. Это происходило примерно раз в три недели. Питер, уже не молодой бельгиец (соцработник), из своего небольшого склада выдавал всем совки, веники, лопаты и тому подобную утварь. На ступеньках рядом сидел африканец, возле которого валялся мусор, который он сам же и разбросал: окурки, обрывки бумаги, пластиковый стакан из Макдональдса и тому подобное…

— Ты не хочешь убрать за собой? — спросил его вежливо Питер.

— Пошёл ты в жопу, сам убирай, — ответил он, ухмыляясь и куря косяк.