Иммигрант

Я открыл дверь и мы вошли внутрь. В вагончике царил полумрак. Вова Завхоз и Толик Нефартовый играли в карты, сидя за столом, на котором горела свеча. Увидев даму, они приподнялись, заулыбались и предложили ей присесть, указав на стул. Вова хотел с ходу что-то сказать, но не смог выразиться на чужом языке. В темноте, при тусклом свете одной свечи, получалась феерическая мизансцена одного «глухонемого», жестикулирующего руками и всячески пытающегося заговорить, и другого, рядом стоящего и улыбающегося во весь рот, низенького коренастого молодого человека, чем-то напоминающего гнома. Толик всё же поздоровался на французском и спросил «как дела», на этом его диалог закончился. Долго задерживаться в «холле» я не стал и сразу же провёл её в мои покои. Девушка сама по себе оказалась очень весёлой и лёгкой, как и подобает быть дамам её профессии. Она была не очень симпатичной, но и сказать, что была совсем не симпатичной, я тоже не могу: девушка около двадцати лет, с длинными русыми волосами, невысокого роста, стройна собой, с пышной грудью. Нос у неё, как мне показалось, был очень французский — не маленький и с горбинкой. Это непроизвольно вызывало у меня улыбку. Своё дело она знала хорошо, поэтому всё прошло превосходно. После того как мы с ней закончили, я сразу же направился в соседнюю комнату, неожиданно столкнувшись с Толиком в дверном проёме, который стоял уже там и нетерпеливо ждал своей очереди. Пока Толик «признавался ей в любви», я пошёл к Вове перекинуться в дурачка.

— Пойдёшь после Нефартового? — спросил я его.

— Сколько она берёт?

— 50 баксов.

— Нет! Не пойду, нет желания, — как всегда, ухмыльнулся Вова Завхоз.

— А зря! — улыбнулся я в ответ.

Через несколько минут подошёл Толик, весь расплывшийся в удовлетворённой улыбке, и сказал:

— Роберт, попроси её посидеть с нами ещё минут двадцать, мне бы хотелось ещё раз… Да, и скажи, что я ей заплачу, пусть не переживает.

Я дословно ей всё перевёл. Она любезно согласилась и, как мне показалось, даже сама была не против остаться и ещё немного подзаработать, но, посидев с нами минут десять и, видимо, послушав грубую (в понимании многих европейцев) мужскую русскую речь, к тому же Вова Завхоз, играя в карты, позволил себе несколько раз вскочить со стула в азарте и громко выругаться, она поменяла своё решение и сказала, что ей пора, встала и собралась уходить. Толик, услышав о таком решении, резко вскочил, схватил её за руку и попытался потащить за собой, но это оказалось не так просто, барышня упёрлась и стала оказывать сопротивление. В нём проснулась агрессия, его как подменили, он стал грубить ей и обзывать. Глаза налились кровью и злобой. Вова сидел и неприятно улыбался, ничего при этом не говоря и не предпринимая. Мне поведение Толика определённо не понравилось, я подошёл к нему и остановил, одёрнув за руку.

— Успокойся! — я крепко сжал его запястье.

В глазах у Толика горел звериный блеск. Мне показалось, что он себя не контролирует. Я ещё крепче сжал его руку.

— Что ты за эту шлюху впрягаешься?! — вскричал Толик Нефартовый, — пускай работает! Отрабатывает! Я же деньги плачу!

— Всё должно быть обоюдно, — сказал я ему спокойным, но уверенным и утвердительным тоном, — если она не хочет, значит есть тому причина. Я же не насильно её сюда приволок. Не так ли?! И никакого насилия при мне не будет. Это понятно?

Толик сделал глубокий вдох и, немного успокоившись, отпустил её руку.

— Понятно, — сказал он нехотя, опустив голову.

В это время девушка быстро выбежала из вагончика, хлопнув за собой дверью. Внутри у меня остался неприятный осадок после произошедшего. Я вышел на улицу и выкурил сигарету, смотря на местами звёздное тёмно-сиреневое небо.

* * *