Иммигрант

Придя домой и дождавшись Юрия К с работы, я попросил его связаться с Вовой, так как знал, что они общаются и поддерживают связь. Я подозреваю, что у Юры К тоже были на него планы, в перспективе, конечно, так как поддерживать «дружеские» отношения с таким человеком, как Вова Завхоз, без личной на то выгоды мало кто изъявил бы желание, но ради дела — почему бы и нет. В это время Володи в Бельгии не оказалось, но спустя несколько дней он зашёл к нам и попал, как обычно, на ужин. В этот раз Вова Завхоз пришёл не один, а с Богданом, молодым человеком моего возраста, с которым мы подружились ещё в лагере примерно за месяц до того, как я съехал из Пети Шато. Юра К его тоже очень хорошо знал. Хотя Богдан и числился в Пети Шато, но бо́льшую часть времени проживал у своих друзей в Голландии. Поэтому последний раз мы виделись с ним ещё на моей старой квартире. Увидев меня, он, как всегда, расплылся в откровенно-дружественной улыбке. Богдан был примерно моего роста, красивый блондин с голубыми глазами и с чертами лица без изъянов, на котором выделялись белые ровные зубы. Его блондинистые волосы как сзади, так и спереди, немного завивались, от чего казались твёрдыми и густыми. У Богдана было стройное, склонное к худобе тело, но худым его сложно было назвать, скорее что-то среднее между худым и средним. Парень обладал хорошим чувством юмора и такта, немного с хитрецой, но всегда знающий, как, с кем и о чём говорить, а также как правильно вести себя в различных жизненных ситуациях. Мне кажется, что основная часть молодёжи в постсоветских странах, прошедшая через девяностые, всё же умела вести себя подобающе и отвечать за свои слова и поступки. Какие-никакие, но всё же школа жизни, воспитание и дисциплина были. И воспитывались все эти качества не сидя за партой и не в домашних условиях, а больше в уличных передрягах и различных дворовых ситуациях, что было немаловажно. Поэтому с Богданом мы быстро нашли общий язык, или же мы просто-напросто говорили на одном языке. Он практически всегда улыбался, и делал это, как мне казалось, по двум причинам: во-первых, он часто был обкуренный, а во-вторых, имея уже какой-никакой жизненный опыт, смотрел на всё по-философски или же сквозь пальцы, но это тоже был спорный вопрос. Всё же первая причина была более актуальной. Ещё он был очень красноречив, мыслил быстро и разговаривал чётко и внятно. И если не видеть его (к моему большому сожалению) значительного изъяна, то никогда не скажешь, глядя и общаясь с ним, что этот молодой, красивый, здравомыслящий человек имеет лёгкую форму ДЦП, которая, не скажу что сильно (в силу привычки), но всё же тревожила и порой угнетала, но он старался не показывать этого, всячески избегая разговоров на эту тему. В лагере Богдану с его нуждами помогали соцработники, а когда он жил в Голландии, там за ним присматривали его дворовые друзья, которые привыкли к нему ещё с детства. Меня же, когда он просил помочь ему подстричь ногти или завязать шнурки, непроизвольно воротило от подобного рода просьб, поэтому я ему отвечал, что вижу перед собой абсолютно полноценного человека, и если возьмусь выполнять его просьбы, то наша дружба сразу же закончится. Я говорил ему, что буду ощущать себя как прислуга, а не как друг, тем более что в лагере есть кому помочь. Богдан с одобрение и без малейшего осуждения относился к моему мнению — и мы с ним всегда оставались хорошими друзьями. Ему просто приходилось делать всё одной сильной, правой рукой, так как левая была немного согнута в локте и практически атрофирована, худа и очень слабо развита, а запястье, как будто бы сломанное, было загнуто внутрь. Примерно то же самое было и с его левой ногой, на которую он сильно хромал.

Богдан рассказывал, что в детстве, живя только с матерью, она перетаскала его по всем врачам, пробуя всевозможные методы лечения, чтобы ему помочь, но впоследствии ничего так и не вышло. Говорил, что она сама много занималась с ним, а когда произошёл экономический коллапс в стране, мать потеряла очень хорошую и высокооплачиваемую работу, из-за чего была вынуждена переехать на ПМЖ в Америку, чтобы хоть как-то их содержать (у Богдана был ещё младший брат, который находился сейчас в таких же условиях, как и он, только в Голландии). Детей она оставила у своей сестры, интеллигентной аристократки, учительницы английского языка, которая штудировала с ними английский с утра и до вечера. Поэтому на английском Богдан говорил свободно.

Переступив порог нашей с Юрой К квартиры, мы с Богданом по-дружески обнялись. То же самое они сделали и с Юрием К, только Вова Завхоз стоял как не у дел.

— Давненько мы не виделись, — сказал я ему, — ты не сидишь на месте.

— Это точно! — улыбаясь, ответил Богдан, — я уже наслышан о твоём «разводе» с Петькой Киевским, как ты вообще повёлся на такую авантюру? Ты же знал, с кем имеешь дело. Я этого жадного лепрекона с первых же дней моего с ним знакомства отшил.

— Всё верно, — согласился я и добавил: — Наверное, я просто дал ему шанс.