Имитатор

Когда они вернулись, то увидели, что машинист и его помощник мертвы. Им размозжили головы прикладами и переломали рёбра. Пока тела заносили в поезд, Алекс старался не смотреть на Эльзу. В том, что она участвовала в расправе над поездной бригадой, Алекс не сомневался.

Пока они таскали тела, Бабенко стоял в кустах на коленях — его рвало на мокрый снег. Когда поезд тронулся, Алекс подошёл к русскому и протянул ему носовой платок. Это вызывало молчаливое негодование Эльзы. «Ты ещё ему сопли вытри… сам, своей рукой». В этот момент он ненавидел эту женщину и одновременно ею восхищался. Бабенко протянул руку за платком и тут же отдёрнул её. Его снова скрючило и снова вырвало на снег.

Потом они разогнали поезд, подкинули в топку угля и спрыгнули на ходу.

Когда русские обнаружат поезд и мёртвую паровозную бригаду, они решат, что по чьей-то халатности товарняк сошёл с рельсов, машинист и его помощник погибли.

Алекс отошёл в сторону и закурил.

Глядя на Эльзу Зиммер, он думал о другой Эльзе, которая, напротив, была чиста и невинна. Он вспомнил домик, окружённый осиновой рощей, вспомнил молодую женщину, гуляющую вдоль ровно посаженных кустов, вспомнил аккуратно постриженного мальчика и милую девочку, рвущую на лугу цветы. Был конец мая, пахло сиренью, над которой кружили рассерженные кем-то шмели.

Мать он помнил редко, но вот сестру вспоминал всегда. Они звали её Эльзой не только при посторонних. У неё было другое имя, которое ни Алекс, ни его родители, ни сама Эльза почти не произносили. Всё это в прошлом, а может быть, этого и не было никогда. Женщина с винтовкой, которая только что приняла участие в жестокой расправе над двумя ни в чём не повинными русскими, тоже звалась Эльзой. Она была красива и светловолоса. Пусть все думают, что его волнует её красота. Алекс никому не скажет настоящей правды. Он так часто смотрит на Эльзу, чтобы видеть не её, а умершую от страшной болезни сестру. От воспоминаний его оторвал приглушённый шёпот.

— Думаешь нагнуть эту суку, когда она совсем размякнет? — прозвучало из глубины вагона, Алекс вздрогнул и погасил сигарету. Рядом стоял Лау и косился на Эльзу. — Напрасно. Эта фройляйн — твёрдый орешек! Она тебе не по зубам.

Лау уже закончил чистить винтовку и, налив в крышку от походного котелка тёплой воды, скрёб себе щёки опасной бритвой. Алекс вперил взгляд в угрюмого ефрейтора; лезвие в его руке выглядело зловеще.

Лау сдвинул брови, ополоснул бритву и, вытерев её насухо, убрал в коробку. Потом достал флягу со спиртом и, прыснув немного на ладонь, вытер ею подбородок.

Массивная дверь вагона отъехала в сторону, и в проёме показался Руди Вернер. Он наградил Эльзу своей белозубой улыбкой и забрался в вагон. Тут же показался Баум и поставил на порог две канистры с водой. Он тоже ловко заскочил внутрь. Следом появился Бабенко. Мужчина был весь в пыли. Он с трудом закинул в вагон тяжёлый пыльный мешок.

Услышав шум, Гетц поднялся с кровати, выглянул наружу и огляделся.

— Только картофель, капитан, — продолжал Вернер. — Больше из провизии отыскать ничего не удалось. Рынок закрыт, а эти русские при виде нас шарахаются по разным сторонам. Если бы не этот, — Руди кивнул на Бабенко, — принесли бы одну воду. Он сумел убедить какую-то бабку продать нам целый мешок картофеля за русские рубли.

— Лучше говорить «картошка». Не «картофель», а «картошка». Русские редко употребляют слово «картофель» в разговорной речи. Я прав? — сказал Гетц, обращаясь к Бабенко. — Поправьте меня, если я ошибаюсь.

Бабенко вздрогнул, потом, глядя на Алекса, пояснил:

— Правильнее было бы сказать «картофель», но русские действительно редко употребляют это слово. Правильный вариант больше бы подошёл для знатных сословий, а раз уж мы изображаем простых солдат, то лучше использовать простонародный — разговорный вариант. Так что вы, капитан, безусловно, правы.

Вернер рассмеялся:

— Значит, наш капитан сегодня будет есть на ужин картофель, а мы будем жрать картошку. «Жрать» — я ведь правильно сказал, это же простонародный вариант, применимый для тех, кто собирается принимать пищу.

— Слово «жрать» слишком грубое, и его можно тоже применять не всегда. Лучше говорить «есть», — принялся растолковывать Бабенко. — Что же касается капитана, то у русских все офицеры из простонародья. Есть, конечно, новая советская интеллигенция, но эти тоже, как правило, не употребляют слово «картофель», если подразумевают еду, а не сельскохозяйственную культуру. Слово «картофель» было бы приемлемо для дворянского сословия, которого в России практически не осталось.

— Знаю-знаю, большинство русской знати покинуло страну, а тех, кто не успел, расстреляли, — блеснул своими познаниями Вернер.

— А в разговорном варианте — «поставили к стенке», «шлёпнули», «пустили в расход», — вмешалась Эльза. — Если тебе не знакомы все эти выражения, лучше действительно поменьше болтай. Из-за твоего длинного языка и глупой пустой башки я не желаю попасть к русским.