— Вы о чём, обер-фельдфебель?
— Ты ведь ещё ни разу не был в настоящем деле, так?.. Вижу, что не был…
— Вы имеете в виду- в бою?
— В бою — в одной койке с женщиной…
— Я был с женщиной!.. — выкрикнул Алекс. — И не с одной!
— Врёшь.
— Нет, не вру: с женщиной я был, а вот в бою… В бою я действительно не был.
— Если у тебя были женщины, чего же ты так испугался голых сисек? Не хочешь смотреть на мою грудь — так посмотри хотя бы в глаза. Или я тебе не нравлюсь? Боишься меня?
— Нет! Не боюсь! — снова ответил Алекс чуть громче, чем следовало бы.
— Боишься, — не согласилась Эльза. — Многие меня боятся. Ведь ты, наверное, уже слышал про «кровавое» ожерелье Эльзы? Про него всем новичкам рассказывают, уж я-то знаю!
Алекс напрягся и впервые посмотрел женщине в глаза.
— Которое вы храните в прикроватной тумбочке, фройляйн?
Эльза рассмеялась:
— Я сама распустила эти слухи, чтобы такие, как наш Руди, не лезли ко мне со своими похабными мыслишками. Я терпеть не могу таких как он. Я верный фюреру солдат. Я верю в идеи национал-социализма и ненавижу всех этих русских, евреев и прочий сброд, а вот резать уши… Я знаю, какая у меня репутация, но это лишь щит от неприятных для меня типов вроде Руди Вернера и ему подобных, но я женщина, и хочу, чтобы ты это знал. И не зови меня обер-фельдфебелем, и «фройляйн» тоже не зови.
Эльза прижала ладонь Алекса к своей груди. Тот постоял и медленно высвободил руку.
— А ваш отец…
— Изнасиловал меня? — Брови Эльзы выгнулись дугой. — Это правда. Обидно одно: то, что ублюдок сдох сам — не дождался, когда я вырасту и поквитаюсь с ним. Вот ему бы я отрезала не только уши! Ладно, я вижу, что и в самом деле тебе не нравлюсь, но тем хуже для тебя.
Эльза схватила висевшую на ветке рубаху и натянула на себя.
— Вы красивая женщина, фройляйн… я хотел сказать «Эльза»…
Женщина закинула вещмешок за спину.
— Я не сказала, что ты можешь называть меня Эльзой. Здесь, на территории врага, я Мария Дудкина, сержант войск НКВД. Или ты забыл про нашу легенду?
Женщина подхватила с земли винтовку и чехол с оптикой и направилась вглубь леса.
Они бежали по-волчьи — след в след. Первым двигался Баум. Он бежал легко, раздвигал кусты стволом винтовки, почти не оглядывался. Вторым двигался Гетц. Каде и Вернер бежали следом. За ними, прихрамывая, трусил Бабенко. Он тяжело дышал, постанывал и то и дело хватался за ветки деревьев. Сам Алекс двигался предпоследним. Он то и дело поправлял лямки вещмешка, утирал пот и щурился. За весь марш Алекс ни разу не оглянулся, потому что замыкающей была Эльза Зиммер.
Как только они оказались на поляне, покрытой выгоревшим от солнца мхом, Бабенко припал на колено, потом сел прямо на землю и захрипел.
— Никчёмная скотина! — сказала Эльза. — Зачем было вообще его брать?
— У меня больное сердце, — прохрипел Бабенко.
— Чем раньше ты сдохнешь, тем легче будет остальным.
— Не лезь к нему! — процедил Гетц.
Эльза скривила лицо и отошла. Алекс присел возле русского и протянул ему фляжку с водой.
— Я бы рад двигаться быстрее, — заговорил Бабенко, хватая флягу, — но у меня врождённый порок и, как видите, — нога… Упал с велосипеда ещё в детстве — и раз… перелом со смещением. Послушайте, пожалуйста…
— Хватит трепаться! Пей, — сказал Алекс жёстко.
Русский сделал несколько глотков, отдышался, потом сделал ещё глоток. Алекс грубо вырвал флягу и отошёл. Когда он присел на землю и сделал из фляги несколько глотков, он бросил мимолётный взгляд на русского. Тот был похож на побитую собаку.
В условленном месте их ждали.
Бородатый мужик в ватнике и перепачканных грязью сапогах, озираясь, придерживал за морду лошадку, запряжённую в старую телегу. Когда он увидел Гетца, тут же стянул с себя шапку и поклонился.
— Добренькой ночки, гауптман! Наделали ж вы шуму!
Гетц спросил:
— У тебя испуганное лицо. Нас обнаружили?
— Ктой-то из парашютистов заметил — и пошло-поехало.
И Гетц, и все остальные уже скинули комбинезоны и остались в серых гимнастёрках с малиновыми петлицами. Свёрнутые в скатки шинели и синие с малиновым фуражки они тут же достали из вещмешков и надели на себя.
— Василий? Так и я тоже Василий. Василий Макарыч Лычкин меня зовут, — затараторил бородатый. Он подскочил к телеге, достал огромный тюк и вывалил его содержимое на траву. — Вот, тут сальцо, хлебушек… Картошечка. Только-только из печи. Отведайте, гаупт… ой, простите, товарищ капитан. Вы же сами приказали вас русским званием называть. Кушайте- кушайте — как говорится, чего Бог послал.
Руди Вернер сунул руку в котелок и выхватил из него картофелину.
— Летели долго, так что нужно и поесть, — сказал он и протянул ещё одну картофелину Эльзе.
Та взяла и тут же бросила её на траву. Потом, вытащив из-за голенища нож, присела рядом и стала нарезать на ломтики сало. Бородач оживился и уселся рядом.
— Вы соль берите, вот яички, свеженькие…
Эльза одним движением отмахнула от хлебной краюхи половину и вонзила нож в землю.
— Отодвинься, от тебя воняет!
Бородач отпрянул. Баум и Коде набросились на еду.
Вернер протянул припавшему на колено Бабенко кусок хлеба с салом: