Вера вдруг снова сникла, пригладила волосы.
— А у меня вот не было мамочки — детдомовская я. У нас многие девчонки курили, а уж мальчишки… Так почитай все. А я курить только после школы начала, когда меня по распределению на курсы отправили. Учиться на швею-мотористку. Повстречала там одного… — Вера задумчиво посмотрела на голубей и высыпала им остатки пшена. — С тех пор и курю, и сладенькое люблю… ну и, скажу по секрету, водочки могу хряпнуть.
— Не знал, что вы из детдома, — всё ещё немного обиженным голосом проворчал Антон.
— Родителей моих ещё в Гражданскую не стало. Я их и не помню совсем. Помню детдом, потом курсы эти, пару лет уже здесь, в Куйбышеве, на ткацкой фабрике работала, но не для меня это. Хотелось самой свою жизнь выстраивать, а не по разнарядке. Понимаешь? — Антон кивнул, а Вера продолжала: — Пришла вот в местное отделение кадров и прямо так, с порога, попросилась. А у вас тут как раз делопроизводитель был нужен. Повезло как, представь?
— Да уж, повезло.
— Ну, как-то так всё, — сказала Вера и вдруг игриво улыбнулась. — Так какие, говоришь, девушки тебе нравятся?
— Чего? — Антон вздрогнул.
— Ты говорил, что тебе девушки нравятся. Только не все. Так каких любишь? Уж поди не таких, как я? Тебе, наверное, правильных подавай… идейных. А я-то?.. Хоть и комсомолка вроде, а в Бога верую.
Антон поджал губы. Сказать, что именно Вера ему и нравится, поначалу не поворачивался язык.
— Разные нравятся. Ну и такие как ты — тоже. Такие как ты особенно… Красивые.
Вера рассмеялась и игриво склонила головку набок.
— Значит, по-твоему, я красивая?
Чувствуя, что снова краснеет, Антон резко встал.
— Ладно, заболтался я тут с вами, Вера Алексеевна. Мне ж на доклад пора. К начальнику нужно — доложить, что меня выписали.
— Откуда выписали?
— Из больницы.
— Ну-ну? Что же это с вами случилось? Простудились, наверное.
Антон словно почувствовал прилив сил. Он нацепил фуражку, расправил плечи и, словно между прочим, сказал:
— Да нет. Просто мы тут на днях на Кастерина охоту вели. Пашу Кастета — думаю, вы про него знаете…
Вера насторожилась.
— Знаю. Про него вся Безымянка только и судачит.
— Так вот, я тут с Кастетом лоб в лоб столкнулся — ну и зацепил он меня… из нагана.
— Ранил?
Антон высокомерно хмыкнул:
— Царапина! Врачи, правда, хотели меня ещё подержать, но кто же тогда Кастерина ловить станет, если все по госпиталям да по лазаретам разбегутся?
— Постой… Ты же у нас в первом оперативном? — Вера вдруг вся напряглась.
— В первом оперативном.
— У Птицына?
— У него.
— Постой. Так это когда же было? Когда вы на Кастерина охотились?
Антон удивился: отчего вдруг такой интерес? Ему это показалось, или Вера немного побледнела?
— Так позавчера, — сказал он, нахмурившись.
— А Птицын?
— Что Птицын? — не понял Антон.
— Птицын с тобой был, когда вы Кастета ловили?
— Куда ж без него? Он у нас, сама знаешь, всегда впереди — такого дела он бы не пропустил. Да и к Пашке у него теперь особый интерес. Слышала же, что они Ян- чина того…
Вера схватила Антона за рукав и резко потянула на себя:
— Что с Птицыным? Он не ранен?
Антон надул губы и резко выкрикнул:
— Жив твой Птицын! Чего с ним станется?
Антон повернулся и быстро зашагал к крыльцу Управления.
Когда Трефилов входил в кабинет Птицына, настроение его уже нельзя было назвать радужным. Он подошёл к столу, за которым сидел Птицын, налил из графина воды, выпил залпом и процедил:
— Здравия желаю, товарищ капитан!
Птицын, не отрываясь от бумаг, кивнул и указал на стул. Серая кепка начальника лежала рядом; прямо на столе в переполненной пепельнице дымилась недокуренная папироса. На носу у Птицына были нацеплены очки — в них Птицын всегда напоминал Антону его курсового профессора из школы милиции. Очки Птицын надевал редко — зрение у него было о-го-го. Кравец как-то сказал Антону по секрету, что очки их начальник надевает лишь для того, чтобы выглядеть занятым и чтобы его попросту не доставали. И чего только в нём женщины находят? С первой женой развёлся, зато вторая в нём души не чает! Вон и Полянская туда же!
Напротив Птицына, ссутулившись, сидел полный мужчина в военной форме и ковырял уголком металлической линейки ногти на руке. «Смешной тип, — подумал Антон. — Лысина до затылка, нос картошкой, а губы такие, словно их обладатель побывал на пасеке в период неумелого окуривания: толстые и мясистые, словно перезрелый томат. Ни петлиц, ни нарукавных знаков. Может, дезертира поймали — тогда почему он у нас? Хотя для арестованного ведёт себя спокойно, да и поза уж больно простецкая».
— Явился, наш сердобольный защитник женщин! — сказал Птицын. — Ну садись. Залатал, смотрю, прореху свою. Молодец! А раз явился и здоров, то поручение у меня к тебе.
Антон поджал губы. Ни как здоровье, ни как дела…
— Вообще-то, меня не хотели отпускать, — обиженно буркнул Антон. — Рана вон… кровит ещё.
— Покровит и перестанет. Не боись.
Птицын продолжил чтение, Антон прошёл в самый угол и опустился на кожаный диванчик. Когда прошло несколько минут, он не выдержал и спросил: