Насколько помнил Емельянов, Пересыпь контролировал другой воровской авторитет. Паук работал в центре города — Дерибасовская, Приморский бульвар, роскошные гостиницы для иностранцев, дорогие бордели. Ничего общего с заводской Пересыпью, не особо богатым районом, полным производств!
Нахмурившись от этой странной загадки — Емельянов не любил загадок, особенно в таких делах, — он снова склонился над трупом. Труп уже хотели увезти, но Емельянов сказал пока этого не делать. Раз нельзя было положиться на судмедэксперта, значит, нужно было самому проводить тщательный осмотр.
И первая подсказка нашлась сразу. В кармане рубашки убитого опер обнаружил… шерсть коричнево-золотистого цвета. Она была похожа на собачью. Но откуда на заводе собаки? Как только они приехали на завод, Емельянов сразу заметил, что сторожевых собак здесь нет.
И он вдруг понял, что убийца играет с ним. Собачья шерсть, завод… Это, похоже, были подсказки. Только вот кто оставил их?
Емельянов принялся расстегивать рубашку убитого — и не поверил своим глазам! На животе он обнаружил кровавую рану… И не простую. На желтоватой коже отчетливо виднелись вырезанные слова: «mea culpa». Опер вздрогнул. Он был очень образован и любил читать книги. Внезапно он вспомнил, что уже встречал такие слова в какой-то из книг. «Mea culpa» — это латынь, переводится как «моя вина». И это слова из католической молитвы…
Перевернутые кресты, слова из католической молитвы, вырезанные на животе жертвы, надругательство над христианскими символами!.. Очевидно, речь идет о какой-то сатанинской, оккультной секте. А подобные секты всегда курирует КГБ.
Глава 18
В университетской библиотеке на улице Советской армии было прохладно. Студентов было мало, и в большом зале занятыми оказались лишь несколько столов. Здесь стояла та удивительная тишина, которая прочищает утомленный мозг понадежней любого лекарства. Емельянов всегда ценил тишину.
Это была самая большая роскошь, полученная человечеством, — возможность существовать вне звуков, ранящих душу и калечащих мозг. И опер наслаждался этой тишиной, буквально прикладывая ее к сердцу, к глазам, пил, как благотворный напиток. Какое это счастье — полное отсутствие слов!
Ему вдруг подумалось, что люди стали это все забывать в вечной гонке за чем-то. Кто-то гонится за импортными вещами, кто-то — за служебным положением, кто-то — за возможностью выслужиться перед властями предержащими. Каждый гонится за своим. А на самом деле это и есть настоящее — тишина, в которой полностью отсутствуют звуки и слышно еле ощутимое шуршанье мудрых книжных страниц.
В университетской библиотеке, к которой с благоговением Емельянов относился еще со студенческих лет, он оказался не случайно. У него была назначена очень важная встреча, о которой он не собирался докладывать никому из начальства, потому что боялся — его могут просто поднять на смех.
А между тем Емельянов был уверен, как никогда, что находится на абсолютно правильном пути расследования. И то, до чего он додумался, на самом деле является очень важным.
Нужного человека он искал по своим каналам. Очень помог его друг — инженер. Знакомая друга, учительница истории, закончила исторический факультет университета. Она же рассказала о профессоре, тайным увлечением которого был оккультизм и демонология. Вот именно с таким человеком и собирался встретиться Емельянов.
По телефону профессор был очень осторожен, не говорил ничего лишнего и назначил встречу в университетской библиотеке, для которой оставил Емельянову одноразовый пропуск. Очевидно, он опасался преследований за свое странное увлечение, от которого уже страдал, и немало.
К удивлению Емельянова, профессор оказался не стариком. Это был молодой, очень интересный мужчина лет сорока, одетый по последней моде — джинсы, водолазка, щегольские туфли на платформе. Емельянов смотрел на него во все глаза.
— Знаю, не похож я на университетского профессора! — звонко рассмеялся ученый, подсаживаясь к Емельянову. — Меня очень не любят мои коллеги, зато как обожают студенты! Никогда не прогуливают мои занятия! Я вас шокировал?
— Нет. Не совсем. Вы просто очень молоды, — выдавил из себя Емельянов.
— Не так уж и молод, — хмыкнул профессор, — мне 36.
— И уже защитили диссертацию?
— А я вундеркинд!
От знакомой друга Емельянов уже знал о том, что мать профессора работает в обкоме, занимает очень высокий пост. А потому ему был обеспечен быстрый рост по карьерной лестнице и относительная свобода высказываний, одежды и поведения. А также с рук сходило его странное увлечение демонологией и мистикой, за которое любой другой университетский сотрудник уже получил бы тюремный срок.
Однако несмотря на внешний антураж и высокопоставленную мать, этот человек был единственным, кто мог помочь Емельянову. И он был ему очень нужен. Поэтому опер возлагал большие надежды на эту встречу.
— Я навел справки у общих знакомых, — неожиданно сказал ученый, — и мне сказали, что вы редкая порода, так называемый честный милиционер. И что вы никогда не сдаете своих людей в КГБ.