Емельянов поморщился. Дато был одет дорого, но абсолютно безвкусно. Сразу было видно, что у него не было ни вкуса, ни воспитания. Опер взял в руки пиджак, достал паспорт, носовой платок, пахнувший мужским одеколоном, расческу. В другом кармане лежал бумажник. В нем было 500 советских рублей. Деньги у воров водились всегда.
Возле тела тут же стал колдовать эксперт. Емельянов внимательно наблюдал за его действиями — потому что в этот раз ему не повезло.
На вызов приехал второй судмедэксперт — пожилой, высокий, громогласный, с копной пушистых седых волос. Тот самый тип, с которым Емельянов не раз сталкивался и на чьей совести было немало фальшивых заключений.
Труп он осматривал поверхностно, с брезгливой гримасой на лице, которую Емельянов всегда не мог понять. Наконец оторвался от тела и повернулся к оперу.
— Предположительно, смерть наступила между 2 и 4 часами ночи, — сказал он, — точнее покажет вскрытие.
Емельянов смотрел, как тот стал складывать инструменты в свою сумку. Даже он, не медик, понимал, что тело осмотрено кое-как. Почему-то только сейчас Емельянов вспомнил, что фамилия этого эксперта Грищенко, зовут вроде Евгений Иванович. Странно — они вместе работали не раз, а он никогда не называл его по имени и отчеству.
— Какая причина смерти? — спросил Емельянов.
— Потеря крови, — Грищенко поднял вверх правую руку Дато. — Вот его запястья, видите? Ваш красавец перерезал себе вены! Судя по всему, он покончил с собой.
Не веря своим ушам, Емельянов быстро опустился на колени рядом с трупом. Поднял руки. Оба запястья были исполосованы странными шрамами, напоминающими перевернутый крест. На рубашке покойного Емельянов разглядел капли черного воска.
От губ покойника исходил сладковато-приторный запах, в котором опытный опер сразу почувствовал знакомые нотки.
— Ему дали опиум, настойку опиума, — сказал Емельянов, — и если он был одурманен наркотиком, как он мог нанести себе такие точные раны?
— Ничего не знаю, — Грищенко пожал плечами.
— Кровопотеря от таких ран должна была быть большой? — спросил, хмурясь, опер.
— Огромной! — с пафосом ответил эксперт.
— Где кровь? — Емельянов резко встал с колен. — На земле — где кровь?
— При чем тут это? — Грищенко скривился.
— Самоубийство?! — Емельянов сжал кулаки от злости, теперь это слово действовало на него, как красная тряпка на быка. — Покончил с собой?! На земле где кровь? Нет ни одного следа крови! Ни капли!
— Это не мои проблемы! — нагло заявил Грищенко.
— Его привезли сюда уже мертвым. Привезли, скорей всего, на машине, двое, так как он достаточно тяжел. А перед тем, как резать, одурманили настойкой опиума. Он был вообще в отключке. Как он мог покончить с собой?
— Я сказал, дальше — ваше дело, — Грищенко стал пятиться.
— А раны? Порезы очень глубокие. Два глубоких надреза крест-накрест. Это вообще не похоже на почерк самоубийцы! У самоубийц чаще всего дрожат руки. Они наносят много мелких надрезов. Но не два глубоких и ровных.
— Ваше дело — вы и расследуйте! — Подхватив сумку с инструментами, Грищенко поспешил к выходу со двора, там, где виднелась служебная машина судмедэкспертизы. Не в силах сдержаться, Емельянов выругался матом ему вслед.
Сторож был бесполезен. Он мямлил про то, что перед рабочим днем осматривал всегда территорию. И увидел труп.
— Ровненько так лежал, бедолашный, — причитал сторож, — ручки, ножки ровненько. Молодой совсем.
— Эти ворота запираются? — спросил Емельянов про ворота, выходящие в переулок.
— На щеколду только, — вздохнул сторож, — их отпирают часто, когда машины на склад проходят.
Емельянову все было ясно. Тело привезли на машине через эти самые ворота. Очевидно, к машинам, заезжающим в эти ворота, привыкли — и к грузовым, и к легковым. Судя по тому, что происходило во дворе, пока они осматривали тело, машины шли сплошным потоком.
— Ночью тоже так много машин? — Емельянов повернулся к сторожу.
— Ночью еще больше, продукцию перевозят, склады загружают. Потому ворота и перестали запирать. Отворяй им все время!
— Только грузовые машины?
— Есть и легковые. Всех много.
Итак, убийца — или убийцы — привезли тело на машине. Судя по тому, как лежал убитый, и по следам вокруг, его не тащили по земле. А это означало, что убийц было как минимум двое. Убитый был крупный, здоровый мужчина, в теле, упитанный. Совсем не перышко. Попробуй такого вынь из машины да красиво уложи!
Поэтому на земле и нет следов крови. Убили его явно не здесь. Сюда просто подбросили тело. Но почему именно сюда?
Емельянов действительно не понимал. Вор и завод — это были настолько несовместимые вещи, что буквально не укладывались в голове! Дато не проработал ни одного дня в своей жизни. А от такой тяжелой работы, как работа на заводе, с ним случился бы сердечный приступ — или, как говорят в народе, кондратий бы хватил! Тогда почему его подбросили именно сюда? На что намек? Могла ли существовать связь между убитым и этим заводом?