Хоук развернулся ко мне всем телом с выражением бесконечной боли на лице, хотел было что-то сказать, но вдруг схватился за грудь, вскрикнул и упал на колени.
– Хоук! – Я упала рядом, хватая его за плечи.
– Росток… разрывает внутренности, – простонал он, тяжело дыша. – Мне… надо перекинуться… чтобы уничтожить его. – Схватился за воротник, но дрожащие пальцы плохо слушались. Хоук завыл, уткнулся лбом в землю и едва слышно выдавил: – Помоги… не хочу… порвать одежду…
Я спорить не стала, схватилась за его рубашку, удивляясь, что и мои руки отчего-то дрожат, и стянула. Ткань была влажной от пота. Хоук кое-как скинул сапоги, пока я возилась со шнуровкой на штанах. С исподним он справился сам.
– Спрячься в лесу, – сказал он, отворачиваясь. – Не смотри.
– Я не уйду. – Петля на сердце подсказывала, что Хоуку было очень страшно.
– Ты должна… – Он оглянулся и встретил мой решительный взгляд.
– Я. Никуда. Не уйду.
– Хель… – сорвалось с его губ, и Хоука заволокла тьма.
Я была в ужасе, но смотрела, как чёрный туман разливается по воде, как расправляются огромные чёрные крылья, а когти чудовища вгрызаются в песок. Во тьме зажглись два безумных янтарных глаза, её щупальца подобрались ко мне, но я не сдвинулась с места, потому что знала: если покажу страх, зверь этого не простит. А Хоук потом не простит себя. Тьма задрожала, заволновалась, на мгновение открыв моему взору чёрную волчью морду, а потом зверь взвыл от боли. Тьма сжалась вокруг него в плотный кокон, Хоук упал, забился, завопил так отчаянно, будто его резали живьём. Мне показалось, что сквозь этот крик я слышала, как рвётся плоть.
Зверь дёрнулся, поднялся на лапы, но тут же рухнул на бок, а на песок упал покрытый шипами и кровью цветок. Он извивался будто змея, шипы росли и пульсировали, а стебель зарывался в землю, то ли желая спрятаться, то ли пустить корни. А Хоук продолжал кричать, извиваться и с такой силой бить крыльями, что угрожал навредить самому себе.
Проклятая фея! Что за дрянь ты ему подсунула?!
Не до конца отдавая себе отчёта в том, что делаю, я выхватила нож и вонзила в цветок. Шипы метнулись в мою сторону, но я отпрянула, подобрала камень и несколько раз со всей силы обрушила его на цветок, придавила стебель и отсекла ножом головку. Цветок замер и рассыпался золой.
Зверь перестал кричать, заскулил, задышал ровнее и тише: боль отступала. Крылья обессиленно распластались по земле.
Я подобралась ближе.
– Хоук? – позвала тихо, зверь в ответ заскулил сильнее.
Помедлив, я поднесла ладони к тьме, замерла, сомневаясь, но снова почувствовала, как между нами натянулась невидимая нить, и, следуя за ней, я запустила руки в чёрный туман. Зверь вздрогнул, когда пальцы коснулись мягкой шерсти, и шумно выдохнул, когда зарылись в неё, успокаивающе поглаживая.
– Всё закончилось, – сказала я, придвигаясь ещё ближе. – Больше не будет больно.
Зверь приподнялся и подался мне навстречу, я подавила желание отстраниться и позволила ему уткнуться мордой себе в плечо. Туман окутал моё тело, отсёк все звуки и ощущение пространства, и я закрыла глаза, пытаясь совладать с охватившим меня ужасом от кромешной темноты, в которой оказалась. Спасаясь от неё, я крепко обхватила шею зверя – единственное, что осталось от мира вокруг, – и прижалась к нему, слушая, как тяжело и медленно бьётся его огромное сердце.
– Спасибо, что ты со мной,
Я открыла глаза. Мы сидели на залитом лунным светом берегу озера. Голова Хоука, вернувшего себе человеческий облик, лежала на моём плече, и я бережно укрывала его руками. Повсюду лежали мёртвые олени, а вода была красной от их крови, и я чувствовала печаль Хоука почти так же ясно, как и свою собственную. Ту, которую спрятала где-то глубоко внутри много лет назад.
Руки Хоука легли мне на спину, и я заплакала. Беззвучно, беспричинно, откликаясь на что-то, о чём сама не имела ни малейшего понятия, что когда-то оставила позади. Дорогое, но бесследно исчезнувшее.
– О чём ты плачешь,
– Об оленях, – соврала я. – Не глазей.
Хоук ласково погладил меня по спине и заключил в объятия. Несмотря на его наготу, в них не было ничего непристойного, ничего призывного – в них было тепло.
– Тебе ещё больно? – спросила я, чувствуя грудью, как бьётся сердце Хоука.
– Уже нет.
Петля на моём ослабла, но всё ещё тянула куда-то. Куда? Не знаю. Я не позволила себе последовать за ней даже взглядом и снова закрыла глаза.
Глава 19
Жизнь в руках Смерти
В замок мы вернулись глубокой ночью. Хоук выглядел разбитым и всю дорогу молчал. У двери в свою спальню остановился и прильнул лбом к двери.
– Пожалуйста, никому не говори, – тихо сказал он.
– Об оленях?
– О том, что это сделало мне больно.
Я посмотрела на его сгорбленную фигуру. Он казался таким… уязвимым. Если бы я решила заколоть его сейчас, думаю, он бы не стал сопротивляться. Это было бы очень легко и быстро. Самое простое убийство в моей жизни.
– Ладно, я никому не скажу.
– Спасибо. – Он не обернулся, толкнул дверь и тенью просочился в комнату.