Однако пристав решил не сдаваться и совершил подлог, отправив в Военное министерство якобы написанное Шамилем письмо с просьбой оставить при нем Пржецлавского. Удержавшись на своем месте, пристав опять взялся за старое.
Имам пытался образумить распоясавшегося пристава, но ничего не помогало. Шамиль из последних сил сохранял хладнокровие и едва удерживал сына, готового избавиться от обнаглевшего пристава самым радикальным способом.
Опасаясь, что дело вот-вот примет самый трагический оборот, Шамиль вновь обратился к Чичагову, Щукину и новому губернатору Спасскому с просьбой положить, пока не поздно, конец бесчинствам Пржецлавского.
Внимательно выслушав Шамиля, высокие должностные лица обратились к Милютину с просьбой о немедленной смене пристава. В своей речи имам, как и обещал, ни словом не обмолвился о петиции, которую Пржецлавский предлагал ему подписать.
В ответ, для производства дознания, Милютин прислал в Калугу своего адъютанта Н. Брока. Но вместо пресечения преступных действий пристава полковник Брок объявил Чичагову: «Шамиль здесь дурит. Его следует отправить в Вятку».
Однако Чичагов настоял на серьезном расследовании, которое выявило все грязные интриги и даже подложное письмо Пржецлавского Милютину.
Отстранение пристава
В декабре 1865 года, ознакомившись с результатами расследования, Милютин подготовил для царя доклад, рекомендовав вообще упразднить должность пристава при Шамиле, который «не нуждается более в постороннем советнике и руководителе».
Александр II с Милютиным согласился и поручил Шамиля заботам Чичагова. 1 февраля 1866 года Пржецлавский был «оставлен за штатом по армейской кавалерии в связи с упразднением должности пристава при Шамиле», а для Чичагова была прислана новая инструкция, значительно смягчавшая режим содержания Шамиля в Калуге. Имам письменно поблагодарил Милютина за справедливое решение дела.
Но карьера Пржецлавского на этом не закончилась. Он продолжил службу на Севере, дослужился до батальонного командира, а затем вновь пошел по юридической части. Он стал председателем полкового суда, затем членом Московского военно-окружного суда и в 1872 году был уволен со службы в чине полковника с мундиром и пенсией. Затем Пржецлавский был гласным Тверского земства, почетным мировым судьей, а с 1876 года заведовал в Тверском уезде поставкой лошадей для армии, за что получил еще одно высочайшее благоволение. В 1877 году, во время новой Русско-турецкой войны, Пржецлавский вернулся на Кавказ, воевал, состоял при наместнике, затем был начальником нескольких кавказских округов, а в 1878 году стал помощником военного губернатора Эрзерумской области. Через год он был окончательно уволен со службы, так и не получив желанного звания генерал-майора.
В 1877 году Пржецлавский опубликовал в нескольких номерах журнала «Русская старина» свой «Дневник пристава». Шамиль был выведен в нем в столь мрачных красках, а факты так чудовищно искажены, что все те, кто близко знал Шамиля, сочли эту публикацию личным оскорблением.
Стамбул—Калуга
Наиб Шамиля Магомед-Амин уже несколько лет жил в Турции, получая пенсию от царской казны. В своих письмах Шамилю он рассказывал о бедствиях, которые постигли переселившихся в Турцию простых горцев.
О том же писал зятю и шейх Джамалуддин Казикумухский, последовавший за переселенцами, чтобы не оставлять их без духовного попечения.
Эти известия глубоко печалили Шамиля. Разве для того горцы столько боролись, чтобы теперь отдать родину в обмен на несбыточные обещания султана? Разве он помог горцам, когда на глазах всего мира они дрались с огромной армией царя? Разве не знали горцы, что получили больше помощи от переходивших к ним русских, чем от единоверного султана? А теперь султан хотел сделать храбрых воинов-горцев сторожевыми псами своих владений. И разве для того горцы выдержали такую долгую войну, чтобы погибнуть в мире?
Шамиль оставался вождем своего народа, но ничем не мог ему помочь. Оставалась лишь одна возможность спасти горцев — попытаться вернуть их назад. Но для этого нужно было быть в Турции, а не в Калуге.
Если бы царь позволил Шамилю совершить паломничество в Мекку, он бы отправился туда через Стамбул и попытался бы сослужить своему несчастному народу последнюю службу. Но просьбы Шамиля отпустить его в хадж по-прежнему оставались без удовлетворения.
О заветной мечте Шамиля совершить хадж помнил и его наиб Магомед-Амин. Сам он совершил паломничество уже несколько раз. Во время последнего хаджа он имел встречу с эмиром Абд аль-Кадиром (Абдель-Кадером), который возглавлял борьбу алжирского народа за независимость против французских колониальных властей в 1832—1847 годах, а теперь имел такой же статус почетного пленника, как и Шамиль.