Имам Шамиль

Шамиль принял величественную позу независимого человека и с легким поклоном сказал:

— Мир вам!

По дороге, когда они поднимались к Ахульго, Барты-хан спросил имама, хитро улыбаясь:

— Сын брата моего, почему ты, садясь рядом с этим гяуром, подложил под себя полу его черкески?

Нечто вроде грустной усмешки появилось на спокойном лице Шамиля. Искоса глянув на идущего рядом дядю, он ответил:

— Это я сделал умышленно, на случай если бы последовала измена и он захотел вскочить первым. Таким образом я бы удержал его. — Помолчав немного, Шамиль добавил: — Противникам свойственно не доверять друг другу, а мне приходилось не раз бывать свидетелем их обмана.

Как только вернулся имам, ученые, старики и наибы собрались у него на совет.

Изложив требования, предъявленные русским командованием, имам сказал:

— Я отдам им старшего сына Джамалуддина, но с условием, что кто-нибудь из наших взрослых пойдет с мальчиком к ним.

Присутствующие молчали, согласно кивая. Не откладывая вопроса, имам тут же спросил:

— Кто желает пойти с ним?

— Я пойду, — сказал Юнус, поднимаясь с места. — У меня нет семьи, нет своих детей, там постараюсь заменить мальчику родного отца.

— Да хранит вас аллах, — сказал имам и продолжил: — А теперь хотелось бы услышать мнения насчет моей явки в стан противника для переговоров с их предводителем.

— Это ловушка, не стоит идти, — решительно сказал Сурхай.

— Не следует доверять им, не следует… — раздались голоса ученых и наибов.

Когда наступила тишина, заговорил Барты-хан:

— Я тоже за то, чтобы не идти имаму, ибо этим людям доверять нельзя. Они делают одно, думая о другом. Нам нужно выиграть время. Несмотря на знойные дни; лето на исходе. В воздухе пахнет осенью. В первые дни сентября у нас зачастую наступает резкое похолодание, идут дожди, а иногда выпадает и снег. Если так случится и на сей раз, мы выиграем. Враг не останется под открытым небом, в летней одежде, без провианта и корма для животных.

Все согласились с Барты-ханом.

— Приложим все усилия, чтобы как-нибудь продержаться до наступления холодов, — сказал имам.

В тот же день, перед закатом солнца, Граббе прислал своих представителей за аманатом. Когда сообщили об этом Шамилю, лицо его сделалось белым. Но внешне он казался по-прежнему спокойным. Обратясь к Юнусу, тихо сказал:

— Пойди приведи мальчика. — Сам он, не входя в дом, стоял в узкой улочке в окружении наибов.

Когда Юнус вошел в низкую саклю, надстроенную над пещерой, Патимат кинулась навстречу. Юнус глянул на ее измученное лицо, впалые от бессонницы, красные от слез глаза и виновато опустил голову. Но женщина не подняла крика, не упала к ногам наиба. Голосом приглушенным и спокойным она спросила, указав на Джамалуддина:

— Ты за ним?

— Да, сестра моя.

— Он готов. Возьми вон те хурджины, там его одежонка, немного толокна и Коран.

Чтобы успокоить мать, Юнус сказал:

— Не отчаивайся, я иду с ним и, пока буду жив, не дам никому в обиду.

— Пусть аллах продлит дни твои, отняв у меня, пусть душу мою пожертвует во имя вашего благополучия. — Сказав это, Патимат обратилась к сыну: — Джамалуддин, свет очей моих, подойди ко мне.

Мальчик послушно подошел, за ним последовал и сидевший на полу пятилетний Гази-Магомед.

— Прощай, сынок, будь достойным своего отца, обними Гази-Магомеда.

Джамалуддин исполнил волю матери.

Сакля незаметно наполнилась толпой женщин. Патимат старалась достойно держаться перед мальчиком. В этот тяжелый час глаза ее остались сухими, тогда как по щекам остальных струились слезы.

Когда Юнус взял мальчика за руку, собираясь увести, от толпы женщин отделилась одна, высокая, стройная, несмотря на заметную беременность. Чуть приподняв черную шаль с лица на голову, она сказала:

— Джамалуддин, родной мой, постарайся разыскать там своего двоюродного брата Гамзата. Скажи ему, что мать шлет ему салам и передала гостинец. — Женщина протянула мальчику маленький узелочек с зернами жареной кукурузы.

— Хорошо, тетя, я передам.

Это была сестра Шамиля — Патимат. Юнус увел Джамалуддина. Выйдя на улицу, мальчик подбежал к отцу, Шамиль взял его за руку. В сопровождении наибов, ученых и толпы мужчин они пошли в сторону дороги.

Женщины провожали их молча, стоя на крышах, среди них не было видно только матери Джамалуддина.

Подойдя к завалу, преграждавшему путь, имам забрался на него и остановился. На той стороне, внизу, два офицера в сопровождении нескольких нижних чинов стояли в ожидании.

— Доброго пути, сын мой, — сказал имам, протягивая мальчику руку.

Джамалуддин пожал руку отца.

— Теперь попрощайся с остальными, — сказал отец.

Мальчик, спокойно улыбаясь, стал подходить к мужчинам и пожимать им руки. Когда подошел к Юнусу, стоявшему с краю, тот взял его на руки, осторожно спустился с насыпи и передал мальчика подбежавшим офицерам.

— Да будет мой сын под твоим покровительством, о аллах! — прошептал Шамиль.

Он стоял на завале до тех пор, пока сын не скрылся за палатками. Стояли молча, неподвижно и его соратники.

* * *