Шамиль сказал без обычного приветствия:
— Юсуп, что я могу требовать от рядового мусульманина, если ты, будучи кадием, сворачиваешь в сторону?
— В чем моя вина? — растерянно спросил кадий.
— В том, что ты позволил себе и другим делать то, что запрещено Кораном.
Смущенный Юсуп молчал.
— Завтра же вызови к себе тех, кто пьянствовал с предводителем гяуров, и накажи согласно закону, — отчеканивая каждое слово, приказал Шамиль.
Юсуп кивком выразил согласие. А наутро Шамилю сообщили о том, что Юсуп-кадий сбежал.
Генерал Клюки фон Клюгенау стал предпринимать и дальнейшие попытки сблизиться с гимринцами. Он вновь послал в Гимры своих людей с просьбой прислать ему для посадки виноградные лозы. Гимринский староста пришел к Шамилю за советом. Он сообщил имаму, что люди согласны отправить русскому начальнику виноградные лозы.
— А ты как решил? — спросил Шамиль старосту.
— Думаю, во имя мира можно удовлетворить просьбу, — ответил староста.
— А я думаю, не следует этого делать, и вот почему: если ты, видный человек, соглашаешься на это, то кто из простых жителей впредь сможет отказать в том, что потребуют гяуры? Если откажешь, никто из сельчан не осмелится послать.
Староста не возразил.
— Проще будет, — продолжал имам, — отговориться, сказав, что его солдаты ранее, а после них ансальцы, вырубили все.
Когда староста передал людям слова имама, они остались недовольны, а кто-то сказал громко:
— К чему и над кем возноситься в то время, когда мы не в силах защитить от гяуров даже своих жен?
Настроение у имама было подавленное. Люди его родного села не хотели повиноваться. Жесткие меры воздействия могли привести к открытому сопротивлению, а это было бы равноценно поражению. Он сидел в раздумье в доме покойного друга своего, первого имама Гази-Магомеда, как вдруг услышал во дворе цоканье копыт. Шамиль поднялся, выглянул. Там привязывал коня к столбу незнакомый человек.
— Мне нужен имам Шамиль, — сказал приезжий, обращаясь к нему.
— Он перед тобой.
Незнакомец почтительно заулыбался, протягивая руку.
Шамиль повел его в дом. Усаживаясь на полу, приезжий сказал:
— Я казикумухский купец, зовут меня Муса. — Говоря это, он снял папаху, вынул из подкладки свернутую бумагу и протянул ее Шамилю: — Это тебе письмо от шейха Джамалуддина-Гусейна.
«Мир тебе, всем родным, близким! — писал учитель. — Благополучие дому! Сын мой, узнав о постигшем тебя несчастье, огорчился. Молю аллаха, чтобы не было худших огорчений. Не горюй, птицы гнезда строят быстро. К великому сожалению, не могу всего изложить в письме, душа диктует, разум отвергает. Но хочу посоветовать одно: покинь Гимры, переселись в Ашильту. Да поможет тебе в этом аллах. Готовься, ибо готовятся противники…
Преданный
Имам немедленно отправил к ашильтинскому наибу человека. К вечеру следующего дня оттуда явились пятнадцать мюридов. Никто, даже родственники, не знали о намерении Шамиля. Только жене он велел, не говоря никому, собрать пожитки. На рассвете несколько оседланных коней стояло во дворе. Ашильтинцы, взвалив на плечи домашний скарб, вместе с имамом и его семьей покинули Гимры.
Через некоторое время после переселения Шамиля в Ашильту дозорными на ашильтинской дороге был задержан неизвестный, который назвал себя Басыром, сказал, что он мастеровой — плотник, идет в Ашильту на заработки.
Дозорные сначала обыскали хурджины плотника, затем один из них снял с головы Басыра папаху и подпорол подкладку. Во все времена в горах местом хранения передаваемых писем и секретных бумаг, адресованных кому-либо, служило дно папахи. Дозорный извлек сверток. В нем был белый, похожий на муку порошок.
— Это что? — спросил один из дозорных.
— Лекарство от болей в животе, — ответил Басыр.
— Ты здесь допрос не учиняй, веди к имаму, — сказал второй дозорный.
Басыра повели в Ашильту.
На вопросы Юнуса, который присутствовал в доме имама, задержанный ответил то же самое, что и дозорным. Но все же обнаруженный у неизвестного порошок вызвал подозрение. Юнус, Ахвердиль-Магома и другие нюхали, пробовали порошок на палец, но взять щепотку на язык никто не решался. А Басыр убеждал всех, что это на самом деле средство от болей в животе.
Тогда Юнус послал за своим тестем Мардахаем. Когда тот явился, Юнус сказал ему:
— Ты, Мардахай, человек городской, больше разбираешься в товарах, скажи, пожалуйста, что это такое?
Мардахай внимательно рассмотрел, понюхал, смочил слюной порошок, отсыпав немножко на ладонь, затем, покачав головой, ответил:
— Трудно сказать, что это такое. Тот, кто его принес, знает лучше меня.
— Этот человек утверждает, — сказал имам, указывая перстом на Басыра, — что это лекарство от болей в животе.
— Ну тогда пусть он съест его, — предложил Мардахай.
Решение мудрого охранника имамовской казны все посчитали правильным и предложили задержанному съесть порошок.
Но тот стал отказываться, говоря, что сейчас у него живот не болит и незачем зря расходовать порошок.
Тогда имам строго предупредил: