Имам Шамиль

— Эй, трусы! Бежите от мальчишки! Не вы ли собирались идти против русских пушек и штыков?

Это был голос Шамиля.

Пристыженные воины повернулись лицом к Абу-Нуцалу, но никто не решился кинуться на страшного в гневе юношу. Чьим-то метким выстрелом в затылок был уложен Абу-Нуцал-хан.

Никто из хунзахцев не спасся. Только маленький Булач-хан, спрятанный в одном из крайних шатров, охраняемый мюридами, остался в живых. Шатер и постель Гамзата во время схватки хунзахцы изрешетили пулями, думая, что мюршид находится там.

Страшная весть о происшедшей в стане Гамзата трагедии в тот же вечер донеслась до Хунзаха. Громкий плач и дикие вопли не смолкали в древнем селении до утра. Они доносились и до слуха мюридов Гамзата, вселяя в их суеверные души смертельную тоску и животный страх. Не смыкая глаз, полуголодные, как вороны, залетевшие в пустыню, они ежились под полами черных бурок и шептали молитвы.

Двоюродный брат Гамзата, Чопан, раненный в живот пулей Умма-хана, в эту ночь умирал. Он лежал в шатре мюршида. До полуночи толпились вокруг него друзья, товарищи.

Корчась от нестерпимой боли, изнемогая от потери крови, чуя приближающуюся смерть, Чопан едва слышным голосом сказал, обратясь к присутствующим:

— Сон начал сковывать мои члены, слипаются глаза, оставьте меня с отцом.

Пожелав спокойной ночи, мюриды удалились.

Тогда Чопан прошептал отцу:

— Сердце содрогается не от того, что к изголовью моему приближается тень Азраила[42]. Мне жутко становится от воя, доносящегося издали. Я тоже виновник этого горя, и только теперь, на ложе смерти, пришло горькое раскаяние.

Чопан глубоко вздохнул, а старик, смиренно склонив седую голову, стал читать молитву:

— Во имя аллаха милостивого, милосердного. Так бог купил у верующих жизнь их, имущество их, платя им за них раем. В битвах подвизаются они на пути божьем, и убивают, и убиты бывают сообразно обетованию об этом, истинно данному в законе.

— Послушай, отец, — прерывая молитву, сказал Чопан.

— Слушаю тебя, сын мой.

— Мне тяжело умирать оттого, что я поднял руку на людей, из рода которого вышли наши деды. Меня мучает совесть из-за того, что я убил отрока. Может быть, его мальчишеской рукой управляла божья сила, и я наказан за совершенное преступление и предан невыносимым мукам. У тебя нет сына, кроме меня.

Перед смертью прошу — возьми младшего, оставшегося в живых Булач-хана, усынови его. Иначе погибнет и он. Если будет суждено аллахом, он вырастет и, может быть, обретет ханский престол. Тогда ты в старости будешь при нем, за спасение он как сын закроет глаза твои в час кончины. За твою услугу всевышний простит мое преступление.

— Я исполню твою просьбу, сын мой, — ответил старик и начал читать заупокойную…

В ту же ночь обезумевшая от ужаса ханша убежала из дворца в селение Гинчук.

Отец Чопана, похоронив сына, увез с собой Булач-хана в Гоцатль. Гамзат не стал возражать.

После похорон убитых и умерших от ран Гамзат послал Ахвердиль-Магому, Кебед-Магому с тысячным отрядом к Хунзаху. Жители селения даже не показались из своих домов. Хунзах казался вымершим.

Пятисотенные наибы Гамзата вернулись и доложили мюршиду о положении дел.

— Слава аллаху! Наконец-то престол Нуцалов опрокинут! — воскликнул Гамзат.

На другой день рано утром он отправил в Хунзах Шамиля и казначея Юнуса, чтоб они забрали ханскую казну и все ценности. Опять поскакали к селению мюриды. Они въехали в ворота, спешились, соблюдая осторожность, стали обходить ханское жилище. К великому огорчению казначея, приготовившего большие хурджины и мешки, не только ханские сундуки, но даже кельи слуг оказались пустыми.

— Поистине это дело рук хунзахцев, — сказал Шамиль, обращаясь к Юнусу.

— Я тоже думаю, что старая ханша, кроме собственных ног, ничего не унесла, — согласился казначей и, разводя руками, спросил: — Что же теперь нам делать?

— Сейчас увидишь, что надо делать, — ответил Шамиль, поднимаясь на высокую крышу дома. Подойдя к самому краю, он приложил руки ко рту и закричал во весь голос: — Внимание! Слушайте приказ мюршида — почтенного Гамзат-бека! Он распорядитель ханских владений, имущества и ценностей, которые оказались разграбленными вами. Приказываю тем, кто это сделал, все, вплоть до деревянной ложки, возвратить, положить на то место, откуда было взято. Иначе придут те, кому поручено произвести опись, и заберут все вместе с вашими пожитками. Даем срок до полудня.

Жители Хунзаха, на всякий случай понадежнее попрятав свое добро, стали приносить и привозить все, что ими было взято.

Погрузив ханское добро на восемь арб, Шамиль велел везти его в Гоцатль.

В это время в лагере Гамзата заседал совет. Большинство собравшихся посоветовало мюршиду поселиться в диван-хане. Гамзат согласился и в окружении советников и телохранителей направился к Хунзаху как раз в то время, когда скрипучие двухколесные арбы в сопровождении охраны заворачивали к спуску.

Гамзат-бек вернул арбы с добром в ханский дом и сам въехал в него хозяином.