Так продолжалось и на третий день. К вечеру, когда измученные безуспешными атаками отряды русских и отступников разожгли костры, собираясь готовить ужин и отдохнуть, Гамзат неожиданно всей силой напал на их лагерь. Воины, которые были ближе к фронтовой позиции, схватились за оружие, вскочили на коней и ринулись навстречу. А те отряды, что находились ближе к дороге, ведущей к ущелью, стали отступать назад. За ними поспешили и предводители, боясь, что мюриды Гамзата отрежут путь к отступлению.
Только темнота избавила воинов Шамхала и Ахмед-хана от истребления. Напирая друг на друга, подгоняемые градом пуль, в панике, едва удерживаясь на карнизах узкой дороги над кипящей пучиной, спешили они в спасительную тьму ущелья, оставляя убитых и раненых…
После гергебельского сражения многие округа и общества Аварии признали-Гамзат-бека.
Только хунзахцы, во главе со старой ханшей Паку-бике и ее старшим сыном Абу-Нуцалом, отказались признать чанка. Гамзат-бек придавал значение Хунзаху не только как центру Аварии, но и как важному стратегическому пункту. Он знал, что с ликвидацией Хунзахского ханства русский царизм терял надежный оплот в центре нагорного Дагестана.
После блестящей победы там, где сливаются два Койсу, имам Гамзат не распустил свое войско. Он повел аскеров в Гоцатль, который стал новым местом сбора и пополнения его отряда.
Однако не все общества Аварии соглашались на добровольных началах выделять людей и доставлять продовольствие. Таковыми оказались ансальцы.
Когда Шамиль, прибыв к ним, представился как помощник имама, ансальские старейшины заявили:
— Мы хотим жить в мире со всеми. Посылать на войну своих мужчин не желаем. Кто хочет воевать, тот пусть воюет. Как мусульмане мы выполняем все предписания Корана, сохраняя лучшие из адатов. Однако признавать над собой чью бы то ни было власть не хотим.
Шамиль, вернувшись в Гоцатль, передал имаму Гамзату заявление ансальцев. Возмущенный имам, взяв с собой две тысячи мюридов, пошел на Ансаль.
На расстоянии версты от селения он стал лагерем и снова послал Шамиля с Кебед-Магомой, Амир-ханом, Ахвердиль-Магомой на переговоры с ансальцами. Те перегородили дорогу у входа в село. Когда посланцы имама приблизились, один из стариков, стоя на крыше крайней сакли, сказал:
— Ну что ж, дорогие гости, коли пришли — заходите, погостите у нас, потолкуем.
Шамиль хотел было сделать шаг с вершины вала, но чей-то тихий голос с той стороны предупредил:
— Не ходи, здесь приготовлена ловушка.
Тогда Шамиль, отойдя назад, крикнул «гостеприимному» старику:
— Послушай, отец, мы не сомневаемся в радушном приеме ансальцев, но, к великому сожалению, наш мюршид велел нам входить в селение только в том случае, если вы отправите к нему четырех заложников и пятьдесят туманов[40].
— У наших сельчан не найдется столько денег, — ответил старик.
— Тогда мы пойдем обратно, доложим имаму то, что вы сказали, и вернемся сюда с большой силой, чтобы начать с вами бой.
Когда Шамиль с товарищами удалился, старейший из жителей Ансаля стал советоваться с соплеменниками.
— Навряд ли нам удастся одолеть этих дивов[41], — сказал старик. — Мне кажется, благоразумнее заключить мир с ними.
— Конечно, зачем нам начинать кровную вражду с единоверцами. Лучше отдадим то, что они требуют, и на этом закончим, — сказал ансальский мулла.
С ним все согласились. Тут же выделили представителей во главе с муллой и послали на переговоры с имамом Гамзатом.
Гамзат договорился с ансальцами о количестве мобилизуемых, продовольствия, дал им срок и повернул к Гоцатлю.
Шамиль поехал дальше. Он побывал в Гидатле, собрав там отряд, отправился в Гимры.
В первый же день прибытия в родное село к нему прискакал посыльный с приказом от имама. В нем говорилось: «Немедленно собери людей и не задерживаясь иди на Мишули. Мишулинцы, так же как ансальцы, отказываются выделять воинов, не подчинились Саиду ихалинскому, которого я назначил наибом над ними».
Шамиль с гидатлинцами и гимринцами поспешил на помощь Саиду. Мишулинцы, видя, что дело принимает плохой оборот, покорились наибу из Ихали.
Молодой хунзахский хан Абу-Нуцал, узнав о том, что враг их дома чанка Гамзат избран имамом и собирает силы для новых выступлений, через горы поехал в Тифлис. Он взял с собой молочных братьев — Османа и Хаджи-Мурада.
Царский наместник, выслушав молодого хана, сказал через переводчика:
— Сейчас мы можем помочь тебе только деньгами. Два года назад хунзахцы прекрасно справились с полчищами Кази-муллы. Ты возглавил соплеменников, за что и был удостоен высокой царской награды. Возвращайся, вооружи народ и сделай со вторым имамом то же, что сделал с первым.
Офицеры штаба устроили пирушку, на которую пригласили молодого хана, напоили его, окружили девицами легкого поведения, от поцелуев и объятий которых с трудом отбился Абу-Нуцал.
Осман и Хаджи-Мурад, следившие за происходящим в щель оконной рамы, с отвращением плевались и, когда им удалось вырвать собрата из рук разгулявшихся офицеров и девок, несмотря на полночь, обмыли Абу-Нуцала студеной водой с головы до ног.