— Он бредит, не трогай его, — сказал старик и, обратившись к Ризвану, попросил: — Сын мой, как же мы заберем его отсюда? Сходи в село, возьми у кого-нибудь лестницу, позови мужчин.
Около месяца находился Шамиль между жизнью и смертью. Когда стал поправляться, его привезли в Ашильту, к жене. Там Патимат подарила ему первенца, которого Шамиль, в честь своего любимого учителя устада Джамалуддина-Гусейна казимухского, назвал Джамалуддином.
Когда Шамиль окончательно окреп, он поехал в Балаганы к шейху ярагскому и одновременно проведал вдову Гази-Магомеда, дочь шейха, которая осталась в положении и должна была скоро родить.
— Что же теперь станет с ней? — спросил Шамиль удрученного отца.
— Меньше всего я беспокоюсь за нее, — сказал шейх. — Есть ученый человек из Кадара, который женится на ней сразу, как только она родит. Он усыновит ребенка и увезет ее отсюда, и никто не будет знать, где находится тот, кто родился от имама… Но не этим я озабочен, — продолжал шейх, — начатое дело надо продолжать. Ты, Шамиль, должен вернуться в Гимры.
— Это ничего не даст, — возразил Шамиль.
— Попробуй.
Шейху ярагскому хотелось узнать о настроении гимринцев.
— Тогда давай поедем вдвоем, — предложил Шамиль.
Гимринцы сухо встретили шейха. Один из старейшин сказал ему:
— Слишком велик ущерб, нанесенный нам войной. Не сейте, пожалуйста, больше раздоров между нами и неверными.
Шамиль, возмущенный тоном соотечественника, ответил:
— Не думаешь ли ты, что со смертью лучшего из нас — Гази-Магомеда — ослабеет шариат? Клянусь аллахом, я не допущу уменьшения его ни на мизинец и приложу все усилия, чтобы увеличить на локоть.
Шейх не стал больше разговаривать с гимринцами и в тот же день вернулся в Балаганы.
Шамиль побыл несколько дней у деда. Старики уговорили его вернуться вместе с семьей, тем более что дом их, стоявший в центре аула, не был поврежден.
Шамиль возвратился в Гимры, в родной дом. В первую же ночь проснулся он от громкого женского крика, который доносился сквозь рокот бушующей реки.
Он быстро встал, оделся, распахнув окно, прислушался к голосу.
— Э-гей! Храбрецы джамаата! Вооружайтесь! Спешите, идите на помощь! Враги под стенами наших домов! Помогите!
Быстрее порывов ветра замелькали тени в тесных переулках аула. Вооруженные мужчины спешили туда, откуда доносился голос. Встревоженные жены на всякий случай седлали коней, чтобы мужчины при удаче могли погнаться за врагом, а при поражении ускакать.
Шамиль сунул пистолет за пояс, кинжал взял в руки. Он быстро сбежал по лестнице, вышел на улицу. К нему присоединились несколько узденей-соседей.
— Кто это кричит? — спросил Шамиль у них.
— Понятия не имеем, сами хотим узнать.
Крик не прерывался.
— На помощь! Спешите на помощь! Они скоро сломают ворота!
И на самом деле, с той стороны, откуда слышался крик женщины, доносились тяжелые глухие удары.
— Где же вы, гимринские удальцы? Или беспробудный сон овладел вами? Гяуры врываются в мой дом!
Самые отчаянные джигиты впотьмах проявляли осторожность. Пригибаясь, они перебегали от дома к дому, вглядываясь в темень узких улиц. Большая толпа скопилась в переулках, расположенных близко к дому, на крыше которого стояла женщина, чем-то размахивая.
— Да это же дом Меседу, и голос, кажется, ее, — сказал Шамиль.
Не доходя до ворот тетушкиного дома, Шамиль вдруг услышал раскатистый смех и множество веселых голосов. Подойдя поближе, он остановился в недоумении.
Действительно, у дома Меседу теснилась толпа. Задом к ней стоял огромный бугай, который, не обращая внимания на крики и смех, ударял рогами в ворота дома. Шамиль, подойдя, спросил:
— Чей бык?
— Кажется, Тажудина. Наверное, прибежал с пастбища домой, спутал ворота, бьется рогами в чужие.
— Эй, Меседу! — крикнул Шамиль.
Меседу замолкла. Она спустилась во двор, вытащила дрючок, подпиравший ворота, раскрыла их и вышла на улицу, держа в руках старый, заржавевший от бездействия кинжал. Увидев бугая и поняв, в чем дело, Меседу пнула его в морду и вернулась во двор.
Соседи ее, до того не высунувшие носа, теперь тоже весело смеялись, присоединившись к остальным.
— Нет причин для смеха… А если бы на самом деле селению грозила опасность, которая из ваших жен или сестер вышла бы навстречу с оружием, как вышла Меседу? — строго спросил Шамиль.
Народ стал расходиться.
Глава четвертая
После поражения в Гимрах Гамзат-бек вернулся в Гоцатль и вновь предался молитвам, уйдя от мирских дел.
Лишь шейх ярагский не думал складывать оружия. Оставив семью в Балаганах, он на десятый день после гибели зятя, Гази-Магомеда, выехал в Цадахар, к устаду Джамалуддину-Гусейну казикумухскому.
Оставшись наедине с ним, ярагский шейх сказал:
— Это не поражение, а испытание. Мы не должны уподобиться барсукам, загнанным в норы… У нас есть еще волки, острые клыки которых могут вспороть не одно брюхо упрямых быков. Волчьей стае нужен новый вожак. Мы так же вознесем его, как вознесли Гази-Магомеда.
Устад задумался, затем, подняв голову, спросил:
— Может быть, есть человек, на котором ты остановил свой выбор?
— Таких двое, — ответил шейх.
— Назови.