Имам Шамиль

Вскоре после этого, когда Гази-Магомед узнал о том, что в Гимры двинулись большие силы русских, он отозвал Гамзат-бека из Чумескента в Гимры, а в аулы Койсубу разослал призывы:

«Мусульмане, если хотите, чтобы в Дагестане был жив дух ислама, то, не теряя времени, идите к нам, ибо враги идут на нас. Если вовремя придете на помощь, мы будем победителями».

* * *

Весеннее солнце нежно ласкало изумрудную листву гимринских садов и виноградников. Скинув белый покров, сонливо кутались в мягкие облака вершины Койсубулинского и Салатавского хребтов. Полноводная река под шумный напев несла темные воды к просторам Каспия.

Тихо казалось вокруг, но аул был полон тревожной суеты. Взрослые хмурились, даже веселые ребятишки стали серьезными.

Как будто предчувствуя беду, жалобно выли псы, мычали коровы, блеяли овцы, выгоняемые за аул. Только неутомимые труженики-ослики безразлично помахивали хвостами, сгибаясь под тяжестью домашнего скарба. Все что могли уносили из дому гимринки. Они торопились уйти с детьми и стариками от родных очагов подальше в горы. Без слов, одними взглядами прощались с ними мужчины.

Только вооруженные мюриды спешили к аулу, оставив нерасседланных коней в ущелье с коноводами.

— Да будет плохим их конец! — произнес имам, увидев в бинокль темную массу, движущуюся от перевала.

Генерал барон Розен выступил из Темир-Хан-Шуры с двумя батальонами гренадерского полка, одной ротой егерей, четырьмя дивизионами драгун, с восемью орудиями, одной конно-артиллерийской ротой.

Кроме регулярных сил с ним шло ополчение в тысячу человек во главе с Ахмед-ханом мехтулинским, столько же — с шамхалом тарковским, пять сотен эрпелинцев, ишкартынцев и араканцев о главе с Саид-кадием.

Расположив эти силы на высоте против Гимры на расстоянии ружейного выстрела, генерал стал изучать каждую преграду, улицу, двор, саклю. Аул казался вымершим.

Розен знал, каким было селение два года тому назад, и вот каким оно стало теперь. Только на короткое время — в минуты призыва муэдзина к молитвам — наступало в нем оживление, а потом снова все погружалось в тишину и бездействие. В предвечернее время никто не пригонял скот с пастбищ, не струились голубые дымки над плоскими крышами, не мелькали тусклые светильники в маленьких оконцах.

— Значит, в нем не осталось мирных жителей, Гимры готов к обороне, — сказал командующий и приказал: — Дать несколько залпов из горных орудий и начать штурм.

В течение целого дня одна за другой следовали безуспешные атаки, прорвать оборону горцев не удавалось. Тогда командующий распорядился поставить четыре орудия над дорогой, ведущей в аул, и четыре над тропой, закрытой завалом и каменной стеной с высокой стороны аула.

С раннего утра до полудня обстреливала артиллерия эти два пункта, разметав наконец заграждения. Неожиданно прекратив обстрел, Розен бросил в образовавшиеся коридоры по батальону пехоты и под прикрытием огня легких орудий прорвал линию обороны горцев в двух местах.

Мюриды отошли к домам, которые были также укреплены.

— Основной удар на возвышенную часть селения! — скомандовал Розен.

Мощным натиском солдаты выбили мюридов из нескольких крайних домов. Они не только укрылись в них, но и с меньшими потерями стали отбрасывать мюридов вниз. Темнота помешала действиям обеих сторон, но русские не оставили занятых позиций.

К полудню следующего дня Розен вклинился в позицию горцев уже в середине аула. Разорвав фронт Гази-Магомеда на две части, русские вместе с ополченцами стали теснить Гамзат-бека вверх — к юго-западу, а Гази-Магомеда вниз — к северу.

Мюриды сопротивлялись отчаянно. Все чаще и чаще возникали рукопашные схватки. Израненные, обезоруженные мюриды, собрав последние силы, с голыми руками бросались на солдат и гибли на штыках.

Ни одна сакля, ни один камень не были сданы без боя…

Особенно жестокая схватка разгорелась на третий день. Гимринские улицы были усеяны трупами мюридов и солдат.

В этот жаркий полдень муэдзин не поднялся на минарет, но ни один мюрид не пропустил короткий обряд молитвы. Взоры всех с мольбой поминутно обращались к небу. Но аллах отвернулся от верных рабов своих. С каждой минутой редели их ряды. Имам не терял надежды даже тогда, когда с двумя десятками аскеров вынужден был укрыться в маленькой крепости, на придорожной возвышенности. Башня над этим квадратным зданием с мелкими бойницами была разрушена снарядом.

— Зачем ты зашел в эту ловушку? — спросил Шамиль Гази-Магомеда.

— Не бойся смерти, каждый из нас должен смириться с кадру[39], как смирились те, чьи души вознеслись в рай, — ответил имам.

Шамиль занял место у одной из бойниц. Но десятком выстрелов из кремниевых ружей удержать сотни штурмующих было невозможно. Осажденные понимали это, но ни один из них не думал сдаваться. Громкие голоса слышались совсем близко. Русские смельчаки подползли к двери и стали бить в нее прикладами. Штыки их винтовок просовывались в бойницы. Топот солдатских сапог слышался над головой.

— Они уже на крыше, — сказал имам. Гази-Магомед стоял у двери, подпирая ее плечом, два мюрида — рядом с ним.